Персонально Ваш, 21 ноября 2017

Смотреть - здесь 

Слушать - здесь

Е.Канакова― 15 часов и 8 минут в Москве, начинается программа «Персонально ваш». Здесь Яков Широков…

Я.Широков― Добрый день. Екатерина Канакова.

Е.Канакова― Да, здравствуйте всем. И сегодня персонально ваш экономист Сергей Алексашенко. Здравствуйте.

С.Алексашенко― Здравствуйте, Екатерина, здравствуйте, Яков. Давно не виделись.

Я.Широков― Да, как-то так не получалось. Ну, первый вопрос, кстати, насчет «Давно не виделись». Как вы думаете, Игорь Иванович придет в суд на дело Улюкаева или не придет?

С.Алексашенко― Яков, я думаю, что придет. Но не скоро и не сразу, что называется. Но самое главное, что самой большой новостью или сюрпризом будет то, что Игорь Иванович на суд придет. При этом слушания будут в закрытом режиме, он повторит всё, что нам было известно, и не скажет ничего нового (это нам расскажут адвокаты или еще кто-нибудь расскажет). Поэтому мне кажется, что, собственно говоря, вот это всё бодание относительно прихода или неприхода Игоря Ивановича в суд – это… Ну, как это? Вот, тень, знай свое место. То есть, вот, просто тень. Помните, у Шварца в сказке, да? Слишком высоко взлетел, слишком много о себе возомнил. Вот, мы тебя немножечко, что называется, наравне со всеми.

Я.Широков― Это кто? Кто взлетел?

С.Алексашенко― Игорь Иванович взлетел. И Игорь Иванович о себе возомнил слишком много. Ну, видимо, перешел какие-то границы, ну, или сделал что-то, что не было согласовано или что было сделано вопреки, ну или как-то подставил, да? И ему показывают, что он, ну, вообще-то говоря, такой же простой смертный.

Но мы же с вами не верим, что там судья вдруг неожиданно примет решение о принудительном приводе Сечина в суд, да? И там судебные приставы на машинах с мигалками, с  автоматами и маски-шоу, врываются в Роснефть, всех кладут на пол там, блокируют деятельность офиса, останавливают самолет на взлетной полосе, швыряют лицом в снег, руки за спину, наручники, еще там пару ударов в живот, ну, или куда попадут, да? Но не будет этого, правда?

Точно так же я думаю, что Игоря Ивановича не объявят во всесоюзный розыск, чтобы его там привести в суд. Ну, вот, просто начинается игра. Он говорит «Нет, вот, типа, меня нельзя в суд. Меня нельзя в суд». Причем, мне его аргументация очень нравится: «Я руководитель Роснефти, и поэтому мне начхать на обязанности гражданина». Да? Вообще-то говоря, у нас если вызывают тебя повесткой в суд, то это обязанность гражданина. Вот, выше придумать тяжело, да? Это вот такое конституционное право, обязанность.

Е.Канакова― А выше глава Роснефти. Всё Выше гражданина.

С.Алексашенко― Да. А, вот, выясняется, что руководитель Роснефти – это выше, чем обязанности гражданина. Ну, такое вот, очень своеобразное понимание закона. Ну, вот, поэтому я думаю, что рано или поздно он, конечно, в суде появится. Но мне кажется, вот, как это, знаете, действие такое. Вот, самое интересное – это действие, что происходит до того момента, как он там появится. А всё остальное мы уже знаем.

Е.Канакова― А вот этот приход в суд Сечина –он ударит по его репутации как-то?

С.Алексашенко― Нет. Уже не ударит. Мне кажется, что по репутации Сечина ударил сам принудительный вызов, да? Вот, обязательный. Его обязали прийти в суд. И, в общем, честно говоря, не очень важно, придет он туда или не придет.

Я.Широков― Слушайте, а я не могу понять: а что в этом плохо прийти в суд в качестве главного свидетеля?

С.Алексашенко― Яков, да он просто боится. Вы знаете, это же проблема, да? Вот, когда вы приходите в пусть даже минимально конкурентный суд, пусть даже вот в такой суд как у нас, где вас может допрашивать и сторона обвинения, и сторона защиты, то люди очень часто начинают путаться в показаниях. Он говорит одно, говорит другое, это помню, это не помню, здесь было, здесь не было. Рыбу заворачивали, здесь там Сечин, здесь Феоктистов, кто сказал, кто кому, кто чего. Вот.

И очень быстро становится, что когда история выдуманная… Вот, очень легко говорить правду, да? Потому что, вот, если ты знаешь факты, если ты хочешь о них рассказать, то тебя очень тяжело сбить с толку. Да? Ну, ты просто повторяешь каждый раз одно и то же, в чем ты абсолютно уверен. А когда ты выдумал какую-то картину, вот, нарисовал ее, то ее нельзя продумать до всех мельчайших деталей. А тем более если показания дают там 2, 3, 5 человек. И вот эта вот путаница в показаниях – вот, он этого и боится. Да, он боится, что, будучи свидетелем… Ну, такая, интересная роль. Будучи главным свидетелем стороны обвинения и, вообще-то говоря, насколько мы понимаем, будучи инициатором всего этого дела, то есть с его заявления в ФСБ началось всё это дело министра Улюкаева, да? И выясняется, что он как-то не готов в открытом суде рассказать о том, что же было на самом деле. Мне кажется, что это просто страх. Просто страх.

Е.Канакова― Ну а положение Улюкаева улучшается?

С.Алексашенко― Нет. А чем оно улучшается? Он точно так же под домашним арестом. Если верить адвокатам, состояние его здоровья ухудшается. Ну, вообще там любое ограничение свободы человека – оно не идет ему на пользу. Да? Поэтому сказать, вот, в чем оно улучшается? Вот, мы видим, что происходит там с Никитой Белых, да? Ну, у него состояние улучшается? Ну, нет, конечно, не улучшается.

Я.Широков― Ну, Никита Белых –он в СИЗО, все-таки, за решеткой, домашний арест – немножко другое.

С.Алексашенко― Яков, я, знаете, вот, еще раз, да? Любое ограничение свободы – оно ухудшает твое положение, да?

Я.Широков― Ну, это да.

С.Алексашенко― И достаточно там посмотреть… В общем, как-то я не могу сказать, там, глядя на фотографию Алексея Улюкаева, что он становится как-то более счастливым, да? Вот, нет этого на его лице.

Е.Канакова― Но если есть риск путаницы в показаниях, это же, ведь, на руку будет Улюкаеву? Значит, не всё так чисто?

С.Алексашенко― Это будет на руку Улюкаеву, если вы верите в то, что наш суд честный, независимый и справедливый.

Е.Канакова― А, вот в чем дело.

С.Алексашенко― Да. Ну, конечно. Но я думаю, что вот на это надежды вряд ли у кого-то есть.

Я.Широков― А вот такой тогда вопрос. Как вы думаете, сколько раз еще Игорь Сечин проигнорирует повестку? И, в принципе, я вот не могу понять по логике, зачем ему вообще это игнорировать? Лучше один раз прийти, отмучиться уже и не заморачиваться.

С.Алексашенко― Ну, мне тоже кажется, что такое поведение было бы правильным, тем более он уверен в своей правоте. Сказать «Да, я ничего не боюсь, я вот готов. Суд вызвал, я пришел. Ну, я могу вам рассказать свой график на ближайший месяц – давайте согласуем дату, я вам обещаю, что в эту дату я приду».

Я.Широков― Вот.

С.Алексашенко― Вот. Я думаю, что вся эта история с вызовом и неявкой Сечина в суд будет продолжаться ровно до пресс-конференции Владимира Путина, которая где-то у нас там примерно через месяц состоится.

Я.Широков― 14 декабря (уже подтвердили).

С.Алексашенко― Ну вот, значит, видите как? Осталось сколько там? 3 недели. Значит, на этой пресс-конференции я думаю, что некоторое количество журналистов будут монотонно Владимиру Владимировичу задавать вопрос «Владимир Владимирович, как вы как президент смотрите на то, что руководитель крупнейшей государственной компании уклоняется от исполнения своих обязанностей, возложенных на него там законом, Конституцией и отказывается от явки в суд? А не можете ли вы ему приказать?»

И, вот, если Владимиру Владимировичу задать этот вопрос раз пять, я думаю, он озвереет настолько, что, вот, прямо в прямом эфире при всех вызовет Сечина, который тут же прибежит и прямо из Кремля, из мест проведения пресс-конференции помчится в суд давать показания. Вот, ну, если журналисты промолчат, если журналисты проигнорируют эту тему, если они не будут давить на президента, то, в общем, Сечин может, ну, так вообще долго играть в такую игру.

Е.Канакова― Хорошо. Вопрос тогда другого плана – встреча Путина и Асада. Что ожидать?

Я.Широков― Ну что, ждем окончания войны в Сирии?

С.Алексашенко― Мы ждем очередного окончания войны. У нас одно окончание войны уже было в марте 2016 года, я напомню, да? Когда неожиданно в прямом эфире Владимир Путин, ну, практически в прямом эфире заявил там, поставил в тупик и министра обороны, и министра иностранных дел российских, что военная операция закончилась, мы начинаем вывод войск.

Ну вот прошло там больше полутора лет, там 20 месяцев, выяснилось, что мы опять готовы к завершению операции. Но похоже, что, все-таки, на этот раз шанс на то, что такая активная фаза военных действий с использованием российских вооруженных сил – она заканчивается. Ну, близка, да? По крайней мере, судя по всем источникам и российским, и западным, там, действительно, как-то вот борьба с ИГИЛом (организация запрещена на территории РФ) закончилась или заканчивается, правильней сказать, да? Это, видимо, тоже процесс, который не имеет завершения.

Ну, можно говорить о том, что вот та гражданская война против правительства Асада – она, в общем, резко снизила свой накал. Ну, в принципе, наверное, ничего плохого в этом нет, потому что в конечном итоге худой мир – он всегда лучше доброй ссоры, да? И лучше политические противники стоят за столом, разговаривают и пытаются договориться, нежели чем когда они стреляют друг в друга. Вот.

Поэтому я думаю, что встреча Путина с Асадом – это один из элементов перехода к политическому диалогу. Ну а что там будет обсуждаться – ну, понятно, что вот тот же самый круглый стол, судьба Асада, проведение выборов, когда, по каким правилам, кто допускается, с кем вести переговоры, с кем не вести переговоры, поставлять оружие, не поставлять оружие, сколько российских советников останется. А если российским советникам нужно будет, чтобы в их поддержку еще там пару межконтинентальных баллистических ракет по Сирии ударило, Владимир Владимирович даст команду? Типа, из Камчатки полетят ракеты в Сирию или они полетят откуда-нибудь, не знаю там, из Капустина Яра или еще откуда-нибудь? Или там мы Ту-160 поднимем, вокруг Европы прогоним, или опять там наш авианосец «Адмирал Кузнецов» прочапает до Сирии. Ну, много там, о чем им есть поговорить.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, а так ли важна тематика встречи или сам факт встречи, все-таки, важнее, то, что вообще Путин с Асадом встретились и ведут какой-то диалог?

С.Алексашенко― Мне кажется, что важна тематика. Мне кажется, что важна тематика и то, о чем они договорятся. То, что Россия ведет диалог с Сирией, не секрет. То, что Россия выступает союзником Сирии и президента Асада, тоже не секрет. И то. что Россия всеми своими действиями поддерживает правительство Асада, это тоже не секрет.

Поэтому о каких-то… Ну, вот, хорошо, о личной встрече мы знаем, о телефонных переговорах мы не знаем. О телефонных переговорах там на уровне министров обороны мы тоже не знаем. О телефонных переговорах на уровне, не знаю там, руководителя российского СВР или ГРУ, или Частной военной компании Вагнера мы тоже не знаем. Мы много чего не знаем о ходе.

Поэтому мне кажется, вот, сам факт переговоров – он важен. Но гораздо важнее это, все-таки, их результат.

Я.Широков― Так, может быть, в Сирии поэтому и сворачивают общую военную операцию, потому что там уже, насколько мы понимаем из публикаций, воюют частные военные компании. Может быть, так проще Москве?

С.Алексашенко― Яков, вы знаете, я боюсь, что частные военные компании выполняют функцию сухопутных войск. Нет, это разница. В современной войне даже в противостоянии с ИГИЛом сухопутных войск недостаточно. У них должна быть поддержка и артиллерии, и авиации.

Я.Широков― Так, вроде, разгромили ИГИЛ.

С.Алексашенко― Ну, знаете, это вот… Не знаю там. Гидру или туберкулез, которые никогда невозможно победить до конца. Если хотя бы одна голова остается, всегда есть шанс на то, что это чудище как-то реинкарнируется и возродится.

Поэтому, собственно говоря, с самого начала было понятно, помните, когда вся эта операция в Сирии начиналась, были большие прогнозы о том, что только авиацией и только, там, «Адмиралом Кузнецовым» не обойдется, что нужно обязательно будет сухопутные войска, потому что в конечном итоге завоевание территорий идет на земле и нужны сухопутные войска. И усилий только иранских Стражей исламской революции было недостаточно.

Но видимо, позиция российского политического руководства была очень достаточно жесткой, и надо отдать должное, правильной – не посылать сухопутные войска. Ну, или посылать ограниченный набор военных советников, а дальше это армия наемников. Ну, частная военная компания – это армия наемников, которые там спонсируются российским правительством в той или иной форме. Но тем не менее, это такая, гибридная война. Мы же привыкаем, что практически каждая современная война – она становится гибридной. И, в общем, выясняется, что…

Ну, собственно говоря, знаете, как опять. Если американцам в Ираке можно использовать ЧВС, частные военные компании, ну, почему России в Сирии нельзя использовать частные военные компании?

Я.Широков― Но мы знаем, к чему это в Ираке привело – это к скандалу и расформированию всей этой частной военной компании.

С.Алексашенко― Ну, у нас тоже когда-то будет свой скандал и когда-то тоже будут расформирования, и когда-то будут уголовные дела по этому вопросу. Доживем, Яков. Ну, жизнь длинная, да?

Я.Широков― Хорошо. А скажите, вот, по-вашему, Google пойдет на какие-то уступки в претензиях Роскомнадзора из-за выдачи новостей RT и Спутника или упрется рогом? Или, все-таки, вот, бизнес важнее, и она пойдет на какие-то уступки?

С.Алексашенко― Мне трудно говорить. Я думаю, что диалог – это всегда, в общем, ну, некая точка, к которой стороны идут со своих крайних позиций. Я думаю, что и Роскомнадзор, и Google на сегодня заявили крайние позиции, и постепенно будут сближаться. С какой скоростью, где будет точка соприкосновения, ну, сейчас очень трудно говорить. Давайте подождем.

Понятно, что Google вложил очень много усилий, там, и денег, и человеческих усилий в том, чтобы укрепить свои позиции на российском рынке и, собственно говоря, вот там если посмотреть ситуацию за последние лет 7-8, то Google, конечно, сильно укрепился. И сдавать просто так, ну, один из крупных или один из крупнейших рынков мировых рекламных Google вряд ли захочет.

Е.Канакова― То есть на компромисс не пойдет?

С.Алексашенко― Нет, Екатерин, компромисс будет в любом случае. Но компромисс – это некие уступки с обеих сторон.

Я.Широков― А вообще зачем Google пошла на вот это всё ограничение выдачи? Настолько сильно прижали в Америке?

С.Алексашенко― Знаете, Яков, я думаю, что обжегшись на молоке, дуют на воду. И я думаю, что, ну, мой личный взгляд, что позиция Google ошибочная, что неправильная. И, в общем, даже если там считать, что RT – это фейкньюс или это там государственное СМИ… Ну, в общем, Би-Би-Си тоже является государственным СМИ, и там «Голос Америки» финансируется из американского бюджета, и «Немецкая волна». В общем, много есть радиостанций и телекомпаний, которые финансируются за счет бюджета.

Но мне кажется, что это не совсем правильное решение со стороны Google, и можно было бы найти какие-то другие инструменты. Ну, например, у Google есть факт-чекинговая служба, которая проверяет и подтверждает, правда или неправда.

Я.Широков― Это им придется, мне кажется, отдельное подразделение по России делать факт-чекинговое.

С.Алексашенко― Ну, насколько я понимаю, подразделение создается для анализа новостей, которые по всему миру идут, да? Потому что, вот опять, судя по тому, что происходило в 2016 году, как работали российские боты, тролли или как их еще называй, то они, в общем, запускали новости об Америке из России, да? Поэтому эта новость про Россию или про Америку? Поэтому я думаю, что нельзя сделать факт-чекинговую службу, которая работает в пределах Садового кольца, а за пределами Садового кольца уже она не работает.

Я.Широков― А, может быть, вообще не закручивать гайки вот в этой выдаче новостной? Оставить всё как есть, ну, просто объяснять людям, какие-то пометки делать?

С.Алексашенко― Ну, Яков, а я же примерно то же самое говорю. Я считаю, что неправильно. Неправильно блокировать информацию о том, что RT такое вот выпускает. Просто нужно усилиями Google говорить «Ребята, да, вот эта новость – она занимает, там не знаю, такую-то позицию в списке пользователей в интересах пользователей, но это вранье. Это вранье потому-то, потому-то и потому-то».

Я.Широков― Хорошо. Тогда главный вопрос. Мы уже видим кучу примеров. Вы ждете каких-то ответных действий со стороны наших законодателей вот на эти действия Google?

С.Алексашенко― Наши ответные действия всегда будут. Помните, как это было (НЕРАЗБОРЧИВО)? А) я скоро отомщу, Б) я страшно отомщу и В) я там еще что-то. Не помню третий, еще что-то такое.

Я.Широков― Будем бороться за мир так, что камня на камне не останется.

С.Алексашенко― Да, да, да. Конечно, Третьей мировой войны не будет, но борьба за мир будет такой упорной, что камня на камне не останется.

Это обязательно будет, ответ обязательно будет. Ответ будет в 100 раз сильнее, чем удар Google. И основной удар придется по населению Воронежа, Тамбова, Рязани, Липецка и так далее, то есть по российскому населению. Несомненно.

Я.Широков― То есть запретят выдачу российских региональных?

С.Алексашенко― Что-то запретят. Вот, что-то россиянам запретят. Что-то, пока не знаем, но знаете, как вот очень тяжело, вот, болезненные фантазии предсказывать, что там у них еще всплывет в голове, какие еще там, вот, у них тараканы ползают, чего они еще боятся. Ведь, это страхи, да? Это их страхи так материализуются.

Я.Широков― Вот наш слушатель спрашивает «А поможет ли российской экономике выход страны из Международного валютного фонда и отказ от выполнения его указаний?»

С.Алексашенко― Ну, смотрите. Россия давно уже не участвует ни в каких программах с Международным валютным фондом, насколько я понимаю, с начала 2000-х годов. Никаких указаний нам, России МВФ не дает. Все обязательства России перед Международным валютным фондом состоят в том, что в Россию раз в год приезжает миссия, которая составляет обзор по российской экономике и высказывает некие свои рекомендации. Но они такие, знаете как? Рекомендации односторонние. То есть правительство там может их принимать, там, Центральный банк или не принимать.

Плюс Россия участвует в международной системе обмена статистическими данными. То есть, вот, (НЕРАЗБОРЧИВО) – в ней по единому стандарту МВФ, по единым таблицам, в единые сроки распространяют информацию о состоянии макроэкономики. Россия тоже в этом участвует.

Поэтому, ну, сказать, что вот какие-то там есть указания со стороны МВФ, которые там нашу экономику корежат, да нет конечно. Там ничего МВФ от России не требует. Ну, собственно говоря, Россия и денег от МВФ не получает. МВФ может требовать что-то от тех стран, которым он дает деньги. Точно такие же обзоры как по России МВФ пишет по экономике США, по экономике Японии, Германии, Франции, Еврозоны. Вот, везде пишет о своих рекомендациях, да? Но это ничего не означает, не означает, что там все должны взять под козырек и бежать их исполнять немедленно.

А выход из МВФ – он никак не скажется на состоянии российской экономики, ну, кроме того, что инвесторы будут с настороженностью смотреть, да? Повысятся кредитные риски, повысятся бизнес-риски и увеличится стоимость заимствования для российских банков и компаний.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, перед новостями хочу вас спросить о том, нужно ли прах Сталина, все-таки, в Грузию отправлять, как того требует Рамзан Кадыров, или нет?

Я.Широков― Не требует пока, а предлагает.

Е.Канакова― Ну, предлагает, хорошо. Ну, предлагает Кадыров – это практически требует, знаешь.

С.Алексашенко― Ну, вы знаете, это… Я бы сказал так, что нужно принять решение о том, что могила Сталина не может находиться в центре Москвы на Красной площади. Дальше у Сталина есть родственники, которые должны принять решение, где бы они хотели его захоронить. Если это будет Грузия, значит, Грузия. Если это будет, не знаю там, Москва, ну, значит, они должны договориться с московскими властями, с каким-то кладбищем, чтобы предоставили место.

Но я считаю, что этот вопрос не должны решать ни мы с вами, где захоронить, ни уж тем более Рамзан Кадыров. Насколько я понимаю, он не является родственником Иосифа Виссарионовича, хотя, наверное, хотел бы.

Я.Широков― А, может быть, все-таки, референдум какой-нибудь московский замутить на эту тему? Ну, потому что, все-таки, правитель.

С.Алексашенко― Яков, Яков, референдум может быть только относительно одного вопроса – мы хотим, чтобы могила убийцы была в центре Москвы на Красной площади или не хотим? Вот это вопрос референдума москвичей. Да? Если мы этого хотим, ну, значит, вот, большинство проголосует за то, чтобы там могила осталась, ну, значит, вот такой взгляд москвичей.

Или москвичи говорят «Нет, мы этого не хотим», и тогда московские власти обязаны предпринять какие-то действия, чтобы эту могилу унести в другое место, перенести в другое место.

Я.Широков― Тогда уже не могилу Сталину, тогда про весь некрополь надо говорить и про Мавзолей тоже.

С.Алексашенко― Яков, подождите. Ну, слушайте. Вот, там есть в кремлевской стене могилы очень уважаемых людей. Скажите, вот, вы будете?.. Вот, представьте себе. Там, насколько я помню, там есть прах Юрия Гагарина и его партнера по полету Владимира Комарова. Вы против того, чтобы они были похоронены в кремлевской стене? Ну, вот, я не могу сказать, что я против, да? Поэтому давайте, вот, говорить там одно дело могила Ленина, Сталина, Суслова и дальше по списку, а другое дело, там Юрий Гагарин и иже с ним. Да? Вот, поэтому не может быть универсального решения ко всем вопросам. Хотя… Хотя, можно попы… Знаете как? Вот, без подготовки я бы точно не стал выносить вот такую в широком смысле, некрополь ликвидируем или не ликвидируем?

Я.Широков― Ну, это, кстати, РПЦ предлагала. Это я вот как раз от них и слышал лет, так, 15-20 назад.

Мы прерываемся на новости и рекламу, и вернемся через несколько минут. Это, напоминаю, программа «Персонально ваш», и сегодня персонально ваш экономист Сергей Алексашенко.

НОВОСТИ

Е.Канакова― 15 часов 35 минут в Москве, продолжается программа «Персонально ваш». Здесь Яков Широков и я, Екатерина Канакова. Напоминаю, что сегодня персонально ваш экономист Сергей Алексашенко.

Я.Широков― Да. А я еще напоминаю, что нам можно писать смски по номеру +7 985 970-45-45. В Twitter’е аккаунт @vyzvon. И, собственно, в трансляции на YouTube, где сейчас идет прямая трансляция программы.

Хочется спросить про последнюю новость, вокруг которой разгорелись такие споры и обломали копья. Вот, вы для себя как-то определили, что это такое происходит вокруг речи школьника из Нового Уренгоя в Бундестаге? Вот, не сама речь, а вот то, что происходит вокруг нее.

С.Алексашенко― А ничего нового не происходит.

Я.Широков― Так?

С.Алексашенко― Вот, извините, я уже как-то раз приводил такой пример. Вот, в России очень популярны, извините, общественные туалеты типа «очко». Да? Вот, если туда бросить пачку дрожжей, то начнется нечто. Да? Вот, в нашем вообще политическом и общественном сознании происходит такое, да? Оно готово возбуждаться по любому поводу. И, вот, кто бы что бы ни сказал, вот, есть догматическая позиция, которую могут излагать там президент, премьер, спикер Думы и так далее, да? А есть всё, что от нее отличается. И, вот, любая точка зрения, которая отличается от официальной, она может служить возбудителем вот такого общественно-политического психоза с привлечением прокуратуры, ФСБ, депутатов, заявлений, возбуждения уголовных дел. Вот, мне кажется, что это, собственно говоря, и есть то, что называется борьба со свободой слова.

Е.Канакова― Те самые дрожжи?

С.Алексашенко― Нет. Вот, борьба со свободой слова – это то, что внизу, это то, куда дрожжи попадают.

Е.Канакова― Понятно.

С.Алексашенко― Вот, соответственно… А возбуждаться могут по любому поводу. Любая точка зрения, высказанная кем угодно (не знаю там, 15-летним мальчиком, уважаемым 75-летним политиком или кем-то еще), вот, любая точка зрения может вызвать такое возбуждение, потому что Россия – страна, где свобода слова не приветствуется, где свобода слова не поощряется. Более того, где власть активно борется со свободой слова.

Поэтому, на мой взгляд, ничего удивительного не произошло и, собственно говоря, странно, ну вот, даже сам вопрос. А чего такого произошло? Да ничего не произошло. Мы это наблюдаем 18 лет подряд, и ничего не меняется. Власть последовательно борется со свободой слова во всех ее проявлениях сначала на телевизоре, потом в печатной прессе, потом в интернете. Теперь выясняется, что даже… Ну, вы знаете как? Выступление, во-первых, само, само по себе выступление в немецком парламенте, ну, некая такая большая честь. Понятно, что это выступление нигде не транслировалось в российских СМИ, нигде его текст не печатался. Ну, такой, ну, не совсем частное, да? Но такое, полузакрытое выступление. Вот, выясняется, что даже вот в таких вот относительно ограниченных аудиториях российские власти не поощряют, не допускают свободы слова, свободы мнений. Поэтому, в общем, всё закономерно.

Я.Широков― А, ведь, Кремль-то выступил и сказал Песков, что вот это травля…

Е.Канакова― Обвинения. Он не согласен с обвинениями.

Я.Широков― Что всё это, конечно, на школьника набросились зря.

С.Алексашенко― И? И что? И что? ФСБ сказала, что она не будет заниматься этим делом? Или депутаты принесли извинения родителям мальчика?

Е.Канакова― Ну так вполне возможно, что скоро будут эти извинения и всё прекратится, если в Кремле сказали.

С.Алексашенко― Не, смотрите. Во-первых, для того, чтобы Пескову всё это дело произнести, понадобилось несколько дней. Начнем с этого, да? То есть почему-то эта реакция последовала не сразу.

Я.Широков― Ну, как несколько дней? Несколько часов. Вчера взорвалось, сегодня уже Кремль гасит это возмущение.

С.Алексашенко― Сутки. Сутки.

Я.Широков― Меньше. Ну, полдня.

С.Алексашенко― Хорошо. Яков, вот, мне бы хотелось, чтобы российская власть реагировала на это гораздо быстрее, да? И чтобы, вот, было возбуждено какое-то, там не знаю, административное расследование, уголовное дело за препятствование свободе слова. За попытки воздействовать на свободу слова в России. В конечном счете об этом речь.

Я.Широков― А против кого уголовное дело?

С.Алексашенко― Против депутатов. Что послужило мотивом? Депутаты подали заявление в прокуратуру, вот, пусть они ответят, на каком основании они считают возможным бороться со свободой слова в России?

Я.Широков― Но они же у нас неприкосновенны.

С.Алексашенко― Неприкосновенных в случае отсутствия оснований для возбуждения уголовного дела. А вызвать на беседу и поговорить с ними можно. Можно-можно. Они… Их нельзя привле… Против них нельзя возбудить, там… Их нельзя привлечь к уголовной ответственности и к суду.

Я.Широков― Угу.

С.Алексашенко― Без согласия. И потом я не уверен насчет региональных депутатов, есть у них такая неприкосновенность или нет? Да? Вот, можно. Они такие же граждане Российской Федерации, и даже депутатов Госдумы привлекают к уголовной ответственности, если они нарушают закон. То есть просто процедура привлечения к ответственности. Вот, ограничения свободы слова в России – это нарушение Конституции Российской Федерации. Поэтому я бы хотел, чтобы Кремль не просто сказал, что «Знаете, травля не это самое». Травля – да, травля недопустима. А ФСБ у нас не травит. Вы знаете, на самом деле, у нас ФСБ никогда травлей не занимается. У нас ФСБ расследует серьезные государственные преступления. Ну, вот, например, выступление мальчика в немецком парламенте. Это не травля. Когда ФСБ работает, это не травля.

Травля – это, вот, когда там СМИ чего-то пишут, там, журналисты чего-то говорят. А, вот, когда прокуратура и ФСБ возбуждают уголовное дело, это не травля. Песков не про них говорил. Он ничего не сказал ни в отношении прокуратуры, ни в отношении ФСБ. Правда? Он ничего не сказал. Он даже не произнес это сочетание «свобода слова», «свобода мнений». Он не про это говорил.

Он говорил «Ребят, типа, спокойно. Спокойно. Органы, силовики получили задачу и будут с ней работать». А дальше они примут решение, нужно не нужно, сажать не сажать, возбуждать не возбуждать. Успокойтесь. Мы начали работу в этом направлении.

Поэтому то, что сказал Песков, можно трактовать по-разному. Я бы всерьез, вот, не обращал на это внимание.

Е.Канакова― А можно ли это трактовать так, что он хотел показать себя, там, белым и пушистым, и что он такой хороший?

Я.Широков― На фоне мракобесов.

Е.Канакова― Да, да-да-да.

С.Алексашенко― Ну, он часто хочет это сделать. Мне кажется, что ему это плохо удается. Вот, нельзя касаться белым и пушистым 5 минут в день. Вот, либо ты белый и пушистый всё время, либо ты белый и пушистый пытаешься показаться. Ну, (НЕРАЗБОРЧИВО), что он пытается.

Е.Канакова― Ну а как же кнут и пряник?

С.Алексашенко― Извините, а почему против населения России нужно использовать кнут? Я вот как-то не очень понимаю. Почему против людей, у которых есть свое мнение, нужно использовать кнут? Вот, извините пожалуйста, как-то это, знаете, не вяжется с Конституцией Российской Федерации.

Е.Канакова― Так много чего не вяжется с Конституцией Российской Федерации.

С.Алексашенко― Вот именно поэтому я сказал, что у Дмитрия Пескова плохо получается быть белым и пушистым. Потому что он не защищает Конституцию Российской Федерации. Ведь, он же, он же не самостоятельный человек, да, он же не свою точку зрения выражает. Он выражает точку зрения президента. И мы понимаем, что точка зрения президента состоит в этом.

Я.Широков― Угу.

С.Алексашенко― В этом. Да? Что свобода слова, борьба со свободой слова – это нормально. Что когда этим занимается прокуратура и ФСБ, это нормально. Травить не надо. Ну, слишком много об этом внимания. Ну, слишком много об этом говорите. Говорите об этом поменьше. Вот, у вас всё, что сказал Песков.

Е.Канакова― Ну, я думаю, еще на пресс-конференции этот вопрос будет задет так или иначе.

Я.Широков― Ну, если (НЕРАЗБОРЧИВО) еще останется. Шум еще останется.

С.Алексашенко― Если шум еще останется, если не будет новых поводов, если об этом кто-то вспомнит, если у обращения депутатов в ФСБ будет какое-то продолжение. А, может, там просто дело застрянет, да? И, там, до пресс-конференции никаких действий производиться не будет. А на следующий день после пресс-конференции мальчика вызовут на допрос в ФСБ.

Я.Широков― А, вот, вы как думаете? Что? Какое развитие будет? К чему? К чему стоит готовиться?

С.Алексашенко― К чему стоит готовиться? К тому, что родителей мальчика после пресс-конференции Владимира Путина вызовут в ФСБ, с ними проведут профилактическую беседу. С мальчиком тоже поговорят беседу, откуда у него такая точка зрения, что он прочитал, кто из учителей ему помог сформулировать свою точку зрения, с кем из учителей он общался, когда он готовился к своему выступлению. И дальше начнут, вот, что называется, выискивать агентурно-шпионскую сеть иностранных агентов, которые работают в Новом Уренгое.

Ну, как? Отделение ФСБ по Новому Уренгою должно же оправдать свое существование? Ну, нафига оно там нужно, если оно не может найти врагов? Вот, собственно говоря, там… И люди уже, там, сверлят дырочки под новые ордена, там, в погонах дырочки под новые звездочки. Ну, слушайте, дело пришло! Дело! Враги. Враги! Пятая колонна в Новом Уренгое. Ну, когда это там? Не знаю, с 1937 года, наверное, не было никогда такого.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, а вам не кажется, что, наоборот, перед выборами, так как не нужна эта шумиха, всё постараются как-то мирно решить и не будут давить на родителей мальчика, и на самого, собственно?

С.Алексашенко― Екатерин, мне трудно об этом говорить, потому что, вот, ну, в Вашингтоне, в Америке не… невозможно посмотреть трансляцию Первого канала, да? То есть там блокируется. Соответственно, если эта вся тема на Первом, на втором канале, на НТВ обсуждается, то это шумиха. Если она обсуждается, то широкий российский избиратель об этом не знает. Поэтому… У меня почему-то нет ощущения, что эта тема обсуждается на федеральных телеканалах.

Я.Широков― Хорошо. Вопрос теперь от слушателя из Нижнего Новгорода Юрия. Вот, по-вашему смог бы Владимир Путин приобрести такой высокий рейтинг, если бы за 18 лет его руководства страной нефть бы стоила 8-10 долларов за баррель?

С.Алексашенко― Яков, вы знаете, вот, вопрос… Мы много раз, по-моему, обсуждали эту тему рейтинга Владимира Путина. И скажем так, в самой постановке вопроса есть уже часть ответа. Конечно, вот, я помню стишок, там, пришла весна, наступит лето, спасибо партии за это, да? И, конечно, если вот там приписать Владимиру Путину, его мудрому руководству то, что цена на нефть выросла с 10 долларов в 1998 году, не знаю, до 148 долларов в середине 2008 года, ну, это всё… Если всё это сделал он, если в этом состояла его идея, то, конечно, ему памятник надо поставить, вот. И за оставшиеся нефтедоллары купить огромное количество золота и как Туркменбаши поставить какие-нибудь на Красной площади памятник из чистого золота Владимиру Путину, если это он сделал, если он докажет, что это сделал он. Мне почему-то кажется, что другие факторы работали. Вот.

Но это одна часть, да? Конечно. Конечно, там российская пропага… Знаете как? Вот… Ну, тяже… тяже… тяжело бороться с общественным сознанием, ну, с таким, широким сознанием, потому что, вот, для исследователей, для социологов хорошо понятно, что одновременно не значит потому что. Да? То есть от того, что цены на нефть выросли, и то, что российский бюджет получил больше денег, и бюджет, там, правительство смогло потратить деньги на повышение зарплат, пенсий и так далее, да? То это не означает, что это всё произошло из-за мудрой политики Владимира Путина. Вот.

Но населению тяжело это объяснить, да? Тем более что если федеральные телеканалы говорят именно об этом. Вот.

Поэтому с этим бороться тяжело, и, наверное, невозможно. Но мне кажется, что вообще сама постановка вопроса о рейтинге Владимира Путина – она, ну, такая, от лукавого. Вот, ну, рейтинг – это всегда сопоставление кого-то с кем-то. Да? Вот, вот, вот не бывает рейтинга просто так в безвоздушном пространстве. Да? Вот, если мы говорим о рейтинге правительства, э, бэ, политиков, то там должны быть какие-то другие политики, с кем Владимира Путина сравнивать. Но у нас же нет других политиков.

Там, Владимир Путин, там вот, ну, оставил только вот таких плюшевых, пушистых Зюганова с Жириновским. Да? А остальных там либо в тюрьму, либо под уголовное дело, либо за границу вытеснил или просто закатал, там не знаю, всеми возможными пропагандистскими средствами.

Это я очень часто, там, когда беседую в аудиториях, когда мне такой вопрос задают, там, как вот, я говорю «Скажите, пожалуйста, вот, сидите вы. Кто из вас может выиграть, там, забег на 100 метров на Олимпиаде, там, вот на Летней Олимпиаде?» И все говорят «Не, не, мы не можем!» Нормально. А если вы можете выбрать себе конкурентов, вы можете выиграть? «О, – говорят, — можем». Вот, то же самое и Владимир Путин.

Знаете, как? Легко быть чемпионом, если соперников по забегу определяешь ты. Вот.

И последнее, наверное, на эту тему насчет рейтинга. Сегодня опубликовал, опубликован, ну, по крайней мере, я сегодня его увидел, очень хороший…

Я.Широков― Левада-центра, да?

С.Алексашенко― Левада-центра опрос, результат опроса, да? О том, как, на самом деле, россияне относятся к Владимиру Путину, за что они его любят не любят. Вот из этого опроса никаких 86% там не просвечивает. Ну, то есть даже близко нету ничего похожего, да? Вот.

Поэтому рейтинг рейтингом, а реальная поддержка россиян… Ну, посмотрите, чего там происходит в Зимбабве с поддержкой Мугабе, да? А у него же такая же высокая поддержка была. Ну, как-то, вот, она очень быстро ломается и это все хорошо знают.

Я.Широков― Я хотел как раз спросить про Мугабе.

С.Алексашенко― Кстати про Мугабе.

Я.Широков― Да. Что в этой истории вас поразило больше всего? Потому что многие пишут о разном, но есть какая-то общая тенденция. Вот, хотелось бы сначала ваше мнение услышать.

С.Алексашенко― А меня ничего не поразило.

Я.Широков― Да ладно?

С.Алексашенко― Меня ничего не поразило. Ну, собственно говоря, это вполне закономерный исход, там, 37-летней диктатуры. 37-летнего правления одного единственного человека. Нельзя сказать, что это, вот, единственный исход, да? Там, опыт, опыт таких режимов показывает, что чем дольше человек сидит у власти, тем больше у него шансов, там, провести, там, в руководящем кресле, там, остаток своих дней, то есть до смерти.

Поэтому, вот, скажем там, государственный переворот, там, и смещение в результате переворота или восстания, а тем более там на 4-м десятке лет нахождения у власти – это очень редкое событие. Ну, хотя, мы уже, там, наблюдали это дело, например, в Египте, да? И в том же самом Тунисе. То есть бывает. Не так часто, но бывает. Да?

Поэтому, собственно говоря, вот, авторитарный режим Роберта Мугабе – это, вот, то же самое. То же самое, что в Тунисе, то же самое, что в Египте. Там триггеры разные, да? Там в Тунисе это самосожжение торговца, да? А в Зимбабве это желание передать власть жене, да? Которую политическая элита Зимбабве, военная элита Зимбабве просто не признавала и не принимала.

Вот, собственно говоря, это, это же, это триггер для того, что происходит дальше. А дальше диктаторские режимы, авторитарные режимы – ну, они неизбежно, там, ну там, можно громко сказать «ломаются», можно сказать «меняются» после того, как лидер уходит от власти. А он… Он.. В этом же отличие, скажем, вот, авторитарного диктаторского режима от монархии. В монархии всегда есть наследник, которого готовят к тому, чтобы ему передать власть. Наследник, на самом деле, вот, как ни громко это звучит, он защищает интересы будущего, да? И в диалоге с наследником, ну, собственно говоря, там есть какие-то ограничения.

Ну, посмотрите, что там в Саудовской Аравии происходит, да? Там вот этот вот принц Бен Салман – он, собственно говоря, вот, и является вот этим защитником интересов будущего и, на самом деле, он там, еще не придя к власти, еще не сев на трон, он уже имеет очень большое слово в определении того, что делается сегодня.

А в авторитарных режимах этого нет. В авторитарных режимах нет наследников. Потому что как только ты назначаешь наследника, это означает, что это тот человек, который там стукнул тебя табакеркой по черепной коробке. Вот.

Поэтому они, они неизбежно рушатся. Там в каких-то случаях проходят выборы, приходит там демократическое правительство, в каких-то случаях приходит там новый авторитарный лидер. Но то, что от прежнего режима ничего не остается, это закономерность.

Поэтому для меня события в Зимбабве – они, в общем, ничего нового такого вот не привнесли.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, была затронута тема Олимпиады. Хочу вас спросить, запретят ли нашим, все-таки, поездку на Олимпиаду и не будет ли это решение политическим, на ваш взгляд?

С.Алексашенко― Политическим было два решения. Возможно, да? То есть, вот, судя по той позиции, которую занял Международный олимпийский комитет, было 2 политических решения со стороны российских властей. Первое, использовать государственную программу продвижения допинга. И второе, отказаться от сотрудничества, ну и вот от признания ошибок. Да?

Ведь, вот, собственно говоря, там МОК, там, по большому счету оставил двери для российских властей открытыми. Он сказал «Ребят, признайтесь, скажите, что это вы сделали. Там, да, будут какие-то наказания. Там, да, мы будем (НЕРАЗБОРЧИВО). Но о’кей, после этого ваша олимпийская команда сможет поехать на Олимпиаду, об этом можно будет разговаривать».

Вот, собственно говоря, политическая ошибка состоит в том, что российские власти отказываются признавать свои ошибки. Они их в принципе-то никогда не признают. То есть это нельзя сказать, что это ошибка, да? Это, вот, их линия поведения. Там, любой вопрос, там, Владимиру Путину относительно совершенных им ошибок, мы получаем один и тот же ответ «Ошибок не было. Нет и не будет. Не дождетесь», да? «Там все решения, которые я принял, они были правильные».

Поэтому решение МОК – оно не политическое. К истории МОК и, там, международной федерации было много решений об отстранении различных спортивных команд от соревнований. Там и по тяжелой атлетике, и по легкой атлетике, и по плаванию. Много кого отстраняли. Вот.

Но это первая такая, наверное, после ГДР, первая программа государственного допинга, да? Поэтому, собственно говоря, поэтому удар по российским олимпийцам, по российскому спорту будет таким сильным.

Но если… Сейчас, Яков, извините. Но я думаю, что если эта история будет продолжаться и российские власти будут упорствовать, то нужно уже думать о том, что и на Летнюю Олимпиаду 2020 года российская команда может не попасть. То есть, вот, ну, ведь, знаете как? Вот, если вы упираетесь, если вы категорически отказываетесь работать над ошибками, ну, ребят, значит, есть подозрение, что программа поддержки допинга государством продолжается.

Я.Широков― У нас осталось полторы минуты. Не могу не спросить (просто слушатели задают вопрос), что делать с долларом? Продавать, покупать или попридержать то, что есть?

С.Алексашенко― Я думаю, что… Я, вот, правда, не вижу никаких оснований принимать какое-то решение. Вот, как вы вели себя вчера, не знаю там, у вас были доллары или евро в кармане, были вы в Москве или в Париже, не знаю, или типа там в Таиланде или, не знаю, в Монголии, или на Северном Полюсе. Не знаю. На мой взгляд, ничего такого не случилось за последнюю неделю или, там, 2 недели, пока мы не виделись, чтобы принимать решение, там, покупать или продавать. Да? Поэтому, вот, как-то… Что же нам следует делать? А следует жить. Вот, жить так же, как мы жили до этого, и точно совершенно не бежать в обменные пункты и не пытаться поменять шило на мыло.

Я.Широков― Но просто они в последнюю неделю как-то немножко стали подрастать.

С.Алексашенко― Ну, Яков, ну, если вы считаете, что доллар начал подрастать, ну, наверное, вам имеет смысл прикупить. Я в этом пока такого не сильно вижу, да? Мне кажется, что там всё идет достаточно плавно. Вот. И не выходит… Ну, то есть я не вижу каких-то серьезных изменений в мировой макроэкономике, цены на нефть там, в общем, для России достаточно благоприятные. Там, денежная политика Центрального банка достаточно жесткая, бюджетная политика достаточно жесткая. То есть каких-то вот таких радикальных движений, ну, радикальных реше…, экономических, политических событий или решений, которые могли бы повлиять на курс рубля к валю… к другим валютам, я не вижу. Там. А дальше, если мы посмотрим на более длинную, ну не знаю, там, на годовую линию, да? Потому что курс рубля – он никогда не бывает вот так стабильным, да? Это как в Советском Союзе там… Даже в Советском Союзе не был там ровным, там, 60 копеек, да? Он всё время чуть больше, чуть меньше.

Поэтому вот эти колебания валют – они нормальные. Сегодня чуть-чуть больше, да, там? Сегодня евро к доллару подорожало, соответственно, доллар в России может чуть подешеветь. Завтра наоборот.

Ну, я опять вот. Я повторюсь, что я не вижу никаких пока принципиальных изменений в экономической ситуации.

Я.Широков― И на этой оптимистичной ноте мы заканчиваем сегодняшний выпуск «Персонально ваш». Напомню, что «Персонально ваш» был экономист Сергей Алексашенко, надеюсь, что услышимся на следующей неделе. Ну а мы с Екатериной вернемся через несколько минут. До свидания.

Е.Канакова― До свидания.