Не надо вешать ярлыки только потому, что они яркие!

Решение Алексея Навального объединиться с профсоюзным движением и добиваться повышения уровня жизни россиян, в первую очередь, бюджетников, многие эксперты поспешили назвать это «сдвигом влево». В какой-то мере Алексей и сам способствовал этому, заявив, что «демократическая оппозиция должна смещаться в левый центр». На мой взгляд, все это является хорошим поводом посмотреть на эту ситуацию, используя принцип "мухи отдельно, котлеты отдельно!"

Начнем с главного. Для любого политика естественным является стремление расширить свою электоральную базу, для чего нужно искать подход не только к своим сторонникам, но и к тем, кто тебя раньше не знал. Очевидно, у Навального есть устойчивая группа поддержки (можно спорить о ее размерах), которая, судя по всему, исчерпала ресурсы органического роста. Публикация новых расследований и проведение акций протеста, которые жестоко подавляются властями, не дает заметного роста числа сторонников. В этой ситуации, политик может «успокоиться» и сконцентрировать свои усилия на имеющейся группе сторонников, отбивая атаки потенциальных конкурентов. По этому пути идет подавляющее большинство российских политиков, и, возможно, именно поэтому их рейтинги постепенно снижаются и сходят на нет. Думаю, Навальный увидел или интуитивно осознал такую угрозу и поэтому решил попытаться найти новых сторонников.

Доверяй, но проверяй

Обсуждая на «Эхе» страшную историю о голодных обмороках в Кузбассе, Андрей Мовчан сказал: «Я никогда не поверю, что наш министр финансов, которого я — так случилось, неплохо знаю, мы когда-то даже работали вместе, — принял решение сэкономить на детских завтраках в создании бюджета. Это не так.»

Так случилось, что я тоже неплохо знаю нынешнего министра финансов, мы тоже когда-то (в те самые «лихие 90-е») работали вместе, поэтому слова «верю» или «не верю» в отношении бюджетной политики считаю использовать неправильно, а правильно посмотреть на цифры и факты, которые говорят о следующем.

Зачем России спасать Венесуэлу?

10 января Николас Мадуро вновь вступил в должность президента Венесуэлы. Присягу он принял не в оппозиционном парламенте, а в Верховном суде, окруженный сторонниками. 12 ведущих стран Латинской Америки посчитали процедуру незаконной. Парагвай немедленно разорвал с Каракасом дипотношения, а Перу отозвала временного поверенного. США и Евросоюз не признали Мадуро законным президентом. На церемонии присутствовали представители России, Китая, Турции, Кубы, Боливии, Никарагуа и Сальвадора. Первым решением Мадуро стала продажа 15% нефти за криптовалюту. 13 января разведка Венесуэлы на короткий срок задержала главу парламента, а МИД заявил, что страны Латинской Америки дестабилизируют обстановку в стране по заданию Вашингтона. Все эти события проходят на фоне интенсивных переговоров Мадуро с Россией, несколько лет назад ставшей эксклюзивным партнером его режима. Об экономических аспектах этого сотрудничества рассказывает Сергей Алексашенко.

Венесуэла имеет самые большие в мире доказанные запасы нефти, примерно на 10–15% больше, чем в Саудовской Аравии. При традиционном рыночном взгляде на обстоятельства долгосрочное развитие отношений с такой страной, выстраивание взаимовыгодных связей — абсолютно правильный путь. Так можно было бы охарактеризовать политику России в отношении Венесуэлы и в первую очередь действия «Роснефти», если бы не влияние на нее специфических взглядов Игоря Сечина, особенностей автократического режима России с одной стороны и личности Мадуро — с другой.

Бизнес, скажи "спасибо!" населению!

            Сказать бизнесу «спасибо!» – предложил россиянам Анатолий Чубайс. Спасибо за то, что он, бизнес, за последние четверть века построил ту экономику, которую мы сегодня наблюдаем. Очевидно, то, что мы видим сегодня в России разительным образом отличается от того, что было в нашей стране в начале 90-х, к моменту развала Советского Союза. Но давайте сразу скажем, что главная заслуга в этом не российского бизнеса, а российских политиков, которые в то время решительным образом решили отойти от плановой экономики и, несмотря на все вопли и проклятия, переводили экономику страны на рыночные рельсы. Российских политиков, начиная с Бориса Ельцина, Егора Гайдара и далее по списку (не в самых последних строчках которого находится Анатолий Чубайс). Именно эти политики брали на себя тяжесть принятия решений, и именно эти политики получают сегодня сполна от обитателей Кремля и их прихвостней за «лихие 90-е».

Зачем Россия кредитует другие страны? (Вопрос от "Открытых Медиа")

Как можно кредитовать страны

Предоставление кредитов другим странам было нормальной практикой для многих государств еще лет 40−50 назад. Если смотреть обобщенно, то можно выделить две группы кредитов — товарные и финансовые. С финансовыми разбираться проще всего — одна страна дает другой «живые» деньги, которые нужны получателю для сбалансирования бюджета или платежного баланса. Как правило, такие кредиты предоставляются странам, попадающим в серьезный долговой кризис, и тогда наиболее богатые страны выступают в качестве доноров, поддерживая МВФ или Всемирный банк. Другой вариант — когда страна-кредитор преследует экономические или геополитические цели, например, возможность размещения военных баз или космодрома или получение доступа к природным богатствам в стране-заемщике или создание благоприятных условий для экспорта капитала из страны-кредитора в страну-заемщика.

Количество и объемы таких кредитов в мире постепенно снижаются, т.к. основной проблемой для стран-кредиторов является обеспечение возврата предоставленных средств — у государств практически нет никаких рычагов давления друг на друга. Выхода два: или перевод такой помощи под зонтик международных организаций или банков, кредиты которых замещают государственные кредиты, или прощение долгов. Для того, чтобы идти по второму пути не нужно ничего, чтобы идти по первому — нужно иметь «дружественную» организацию или банк, которые могут такой кредит дать. Для США это МВФ, для Китая — недавно созданный Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, AIIB, для России — банк Евразийского союза.

Цели России

Россия предоставляет финансовые кредиты в крайне ограниченных объемах, всегда преследуя прозрачные политические цели.[1] Вспомните покупку украинских облигаций в последние месяцы президента Януковича на сумму $3 миллиарда (и обещание докупить еще на $12 миллиардов) с очевидным желанием удержать его у власти. Или громко озвученные предложения предоставить кредиты Кипру, Греции, Исландии в период финансового кризиса 2008−2012 гг., с целью приобрести «право вето» в Евросоюзе. Весьма своеобразной формой финансовых кредитов является продажа российскими компаниями нефти Белоруссии по внутренним российским ценам (без уплаты экспортной пошлины), что позволяет соседям хорошо заработать на экспорте нефтепродуктов, произведенных на белорусских предприятиях. Цель России и в этом случае ни для кого не является секретом.

Второй вид кредитов, товарные, связан с поддержкой экспорта своей собственной продукции. Практика предоставления таких кредитов хорошо понятна: страна-заемщик не получает ни копейки «живых денег», а получает от страны-кредитора набор товаров, который в рамках переговоров приобретает стоимостную оценку.

Товарные кредиты, в свою очередь, также можно разделить на две группы: связанные с экспортом военной и гражданской продукции. Практика предоставления «военных» кредитов в СССР была связана желанием продвинуть границы социалистического мира как можно дальше, и, естественно, получатели таких кредитов всерьез никогда не собирались их возвращать. Именно с этим связано их списание на общую сумму около $140 миллиардов. У постсоветской России долгое время не было никакой идеологии, которую она хотела бы продвинуть в другие страны, поэтому новые кредиты давались, как правило, надежным заемщикам, хотя и здесь были свои проколы. Так, после списания в 2004 г. задолженности Ирака Советскому Союзу на сумму около $9 миллиардов, за следующие пару лет Россия «умудрилась» предоставить Саддаму Хуссейну вооружений еще на сумму более $12 миллиардов долларов, которые также пришлось списать.

Дороговизна российских кредитов

В развитых странах функцию кредитования экспорта гражданской продукции выполняют или обычные коммерческие банки, или специально созданные агентства по поддержке экспорта, которые могут гарантировать экспортерам возврат кредитов и процентов. Россия неоднократно пыталась создать такой банк или учреждение, но ни разу не смогла добиться хорошего результата — главным образом, потому что в предоставляемых кредитах закладывалась слишком большая политическая составляющая и слишком маленькая коммерческая. С российскими банками тоже все ясно — слишком высокая стоимость пассивов из-за высоких депозитных ставок и короткие сроки депозитов не позволяют выдавать длинные кредиты по низким ставкам.

Проблема дороговизны кредитов, получаемых внутри России, очень сильно сказывается в ходе различных международных тендеров по строительству инфраструктурных объектов, в ходе которых российские компании могут выиграть по соотношению цена-качество, но проигрывают за счет гораздо более высоких платежей по уплате процентов.

Несомненно, крупнейшей российской компанией, которая может конкурировать на международном рынке инвестиционных проектов, является «Росатом», у которого стоимость одного энергоблока может превышать $5 миллиардов, а срок необходимого кредита растягиваться на 30−35 лет. Вряд ли какой российский банк сегодня может дать «Росатому» кредит на такой срок в сумме $10−20 миллиардов, не нарушая надзорные ограничения. А если бы и смог, то процентные платежи по такому кредиту могли бы быть сопоставимыми с суммой кредита. Вот и придумала госкорпорация схему, в которой кредитором строительства АЭС в других странах выступает федеральный бюджет. Кредиты, которые получают страны-заемщики, являются более чем льготными — помимо длинных сроков в них закладываются низкие процентные ставки (3% годовых в случае Египта), которые к тому же начинают начисляться только после ввода станции в эксплуатацию.

В чем выгода

Выгодно это России или нет? Думаю, здесь нет однозначного ответа. С одной стороны, такая схема позволяет поддерживать загрузку предприятий атомной отрасли и сохранять кадровый потенциал, осуществлять необходимую модернизацию оборудования и разработку новых типов реакторов. Ломать, как известно, не строить. Печальный опыт начала 90-х наглядно продемонстрировал, что разрушение производственного потенциала идет гораздо быстрее, чем многим думается, а его восстановление — намного медленнее.

С другой стороны, отсутствие прозрачной информации об условиях предоставления кредитов, о гарантиях их погашения, о рентабельности этих проектов для «Росатома» не позволяет провести анализ даже «на пальцах». Так, например, погашение кредита, который будет предоставлен Египту ($25 млрд на строительство АЭС), ни в коей мере не будет гарантировано бюджетом этой страны, а будет осуществляться за счет выручки от продажи электроэнергии. С учетом того, что тарифы на энергию в Египте регулируются государством и зачастую удерживаются на уровне ниже себестоимости, спрогнозировать развитие ситуации на несколько десятилетий вперед, конечно, невозможно. А бюджетный кредит «Росатому» на строительство АЭС в Турции, вообще, может быть безвозвратным, т.к. по условиям контракта «Росатом» будет являться собственником построенной станции со всеми вытекающими отсюда рисками и дополнительными издержками.

Последняя «новость», пришедшая из правительства и связанная с кредитованием других стран, звучит крайне настораживающе: Минфин предложил прокредитовать строительство АЭС в Египте из средств Фонда национального благосостояния (ФНБ). Причин для настороженности две. Во-первых, если федеральный бюджет утверждается Государственной думой и его секретные статьи проходят хотя бы какое-то обсуждение и экспертизу, то использование средств ФНБ целиком отдано на откуп правительству, которое не обязано ни перед кем отчитываться. И с этим связана вторая причина для настороженности. Ставшие известными условия кредита могут вполне привести к тому, что ФНБ, в лучшем случае, ничего не заработает на этом кредите (а даже 2%-ный доход за 35 лет должен дать Фонду сумму процентов равную сумме предоставленного кредита), в худшем же может просто потерять существенную часть предоставленных средств. В конце-концов министр финансов распоряжается не собственными средствами, а государственными, поэтому вопрос о возвратности и доходности египетского проекта можно и нужно обсуждать. Сегодня вложения в абсолютно надежные американские гособлигации дают доходность 3,4% годовых, тогда как предполагаемое финансирование египетской АЭС под 3% годовых, да ещё с отсрочкой выплаты процентов на 10 лет (период строительства станции), является заведомо менее привлекательным с финансовой точки зрения. Вложения в американские облигации в таком сценарии дадут доход на 40−60% больше (в зависимости от графика погашения долга, который мы не знаем). Готов поверить, что с точки зрения государственных интересов пониженная доходность египетского проекта может чем-то компенсироваться, но чем именно, чиновники не говорят.

Поведем итог: предоставление кредитов другим странам вполне может быть приемлемым инструментом внешней политики и поддержки российской экономики. Но для того, чтобы оценивать эффективность таких кредитов, нужно чтобы внешняя политика и условия кредитов были понятными и прозрачными.

Оригинал- здесь  

---

[1] В федеральном бюджете России предоставление финансовых и товарных кредитов другим странам засекречено, поэтому собрать полную информацию практически невозможно.

Настоящее время. Итоги - с Юлией Савченко (10 ноября 2018)

Смотреть - здесь

Рынок капитала закрывается (открывая Republic)

В 2012 году Сбербанк за $1 млрд купил инвестиционный бизнес «Тройки Диалог» – на свет появился Sberbank CIB. Прошло шесть лет, и Сбербанк принял решение о ликвидации своего инвестиционного подразделения, фактически признав, что миллиард долларов был потрачен впустую. Это не только любопытный бизнес-кейс, но и прекрасная иллюстрация состояния российской экономической политики.

Бизнес-кейс

Когда Сбербанк покупал «Тройку», было понятно, что за этим решением нет бизнес-расчета. Мотивировано оно было весьма прозрачно: за несколько лет до этого конкурент Сбербанка – другой госбанк, ВТБ – купил российский инвестиционный «Дойче банк» [вернее говоря, перекупил весь верхний слой банкиров из этого банка] и смог создать на его основе вполне солидный центр прибыли. Смотреть на то, как конкурент, который мало чем блистал ранее, опережает тебя, амбициозному Герману Грефу было тяжело, и он бросился в погоню.