Персонально Ваш, 25 апреля 2017

Слушать  - здесь

Е.Канакова― 15 часов и 6 минут в Москве. Начинается программа «Персонально ваш». Здесь с вами Яков Широков…

Я.Широков― Добрый день!

Е.Канакова― И я, Екатерина Канакова, и персонально ваш и наш экономист Сергей Алексашенко. Здравствуйте!

С.Алексашенко― Добрый день, Екатерина! Яков, здравствуйте!

Я.Широков― Сергей, первый вопрос: Ну что, кто кого поборол: Игорь Ивановичи или Рамзан Ахматович?

С.Алексашенко― Мне кажется, что все-таки Игорь Иванович.

Я.Широков― Почему?

С.Алексашенко― Ведь, собственно говоря, речь шла о дележе активов и о том, должна ли Российская Федерация, в данном случае в лице компании «Роснефть», что-то отдать Чеченской республике. Насколько из сообщений СМИ следует, компания «Роснефть» не будет строить новый нефтеперерабатывающий завод на территории Чечни, чего, видимо, хотелось республике. Очевидно, что любая стройка, тем более, крупная, создающая рабочие места, создающая налогоплательщиков, он выгодна любому региону, в котором это реализуется.

И второе: «Роснефть» не будет передавать Чеченской республике никакие свои активы.

Я.Широков― Да, это понятно.

С.Алексашенко― Собственно говоря, знаете как: может быть, там есть какие-то подковерные договоренности, о которых мы не знали, может быть, Чеченкой республике будет компенсироваться что-то через бюджет, через какие-то федеральные программы. Но вот если говорить непосредственно о взаимоотношении Игоря Ивановича и Рамзана Ахматовича, то, мне кажется, что Игорь Иванович одержал чистую или не чистую, но уверенную победу.

Е.Канакова― Мы знаем, Сергей Владимирович, что Рамзан Ахматович привык бурно реагировать или как-либо… в Инстаграме в частности. Как вы думаете, будет он продолжать войну с Сечиным так называемую?

Я.Широков― Так варианта не было…

Е.Канакова― Я сказала «так называемую».

С.Алексашенко― Екатерина, я думаю, что Рамзан Ахматович, человек неглупый, что он достаточно хорошо понимает реалии российской власти, что борьба за нефтяные активы шла достаточно долго. И я думаю, что Рамзан Ахматович знает, кто принял решение, почему этот человек принял такое решение. И, мне кажется, что он не будет никак публично выражать не недовольство… ну, конечно, поддержку он не будет выражать этому решению, это очевидно, но, я думаю, он достаточно умный и хитрый, чтобы публично не возражать против принятого решения и будет добиваться своих целей какими-то другими путями.

Е.Канакова― А какими путями, например? Какие могут быть пути?

С.Алексашенко― Пути ходить просить денег. Понимаете, Екатерина, Чечня безотносительно ко всему остальному так же, как и многие другие, я думаю – у нас там 83 региона — штук 13-15, наверное, у нас являются не дотационными, которые живут в основном за счет своих налогов, а остальные 70 регионов являются дотационными. И их жизнь — качество жизни регионов, возможности создания рабочих мест, налоговые поступления, еще какие-то вещи – они связаны с федеральными деньгами. Соответственно, чем больше федеральный бюджет дает денег для того или иного региона, тем лучше себя чувствует руководитель.

Дальше, на форуме в Сочи, которой прошел – инвестиционный форум был, соответственно, высказана замечательная цифра: это министр финансов Силуанов признался, что в плановом бюджете Министерство финансов Российской Федерации контролирует и регулирует 95% расходов региональных бюджетов. То есть оно прописывает по копейке…, то есть никакого федерализма, федерации, никакой самостоятельности региональных органах власти даже в вопросах расходования бюджетов не существует — все решает Министерство финансов федеральное.

Соответственно, первая часть – это получить больше денег. Вторая часть — это получить инвестиционный проект, который будет создавать рабочие места. Третья часть запроса – получить деньги, которые не будут НРЗБ с Министерством финансов, которые руководитель региона может решать сам. Это задачи любого российского губернатора. Вот у каждого российского губернатора задачи стоят абсолютно одинаковые: добиться от Москвы больше денег и больше свободы в их использовании. В этом отношении Рамзан Ахматович ничем не отличается от какого-либо другого губернатора, включая мэра Москвы Собянина.

Я.Широков― А можно ли сказать, что теперь скандалы вокруг Чечни поутихнут? Потому что как-то все одновременно появилось: и скандалы с преследованиями в Чечне и история, как поссорились Игорь Иванович и Рамзан Ахматович в Financial Times — и тут внезапно они все договорились.

С.Алексашенко― Яков, мне не кажется, что эти скандалы они связаны как-то воедино. Одновременно не значит, совместно, не значит потому что, не значит, из-за того что. Скандалы с Чечней, информационные поводы, давайте так говорить, информационные поводы вокруг Чечни будут появляться достаточно регулярно, потому что этот тот региона Российской Федерации, где в значительной мере не действует российской законодательство, где в значительной мере не действуют общепринятые нормы морали, нравственности, которые существуют на территории Российской Федерации. Это регион, который живет сильно по другими правилам, по правилам, которые сильно отличаются от того, что является доминирующим и правильным в Российской Федерации.

Поэтому информационные поводы вокруг этого будут появляться. Ведь Чечня – это регион, в котором руководитель пользуется гораздо большими полномочиями, включая возможности наличия своих силовых структур, вооруженных людей… Ни у одного региона таких полномочий нет. Поэтому очевидно, что Чечня будет нам создавать информационные поводы многие, многие годы.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, все мы знаем об особом отношении Владимира Путина к Рамзану Кадырову. И только что от вас услышали, что все деньги прописаны до копеечки для всех регионов. Может быть такое, что в ущерб какому-то одному региону Чечне достанется больше?

С.Алексашенко― Да, конечно, может быть. Я даже думаю, что не в ущерб одному, а в ущерб всем. И я думаю, что если посмотреть на распределение бюджетных денег между регионами Российской Федерации, Минфин последовательно сокращает трансферты, которые идут в регионы, есть два региона, которые не проигрывают – это Крым, и это Чечня, конечно. Можно еще, конечно, Севастополь считать отдельным регионом для чистоты эксперимента, что называется. Конечно, эти два региона находятся в привилегированном положении.

Е.Канакова― То есть если в каком-то из регионов будет меньше денег, все знаем, куда они пошли в итоге -в Крым или в Чечню.

С.Алексашенко― Екатерина, вы знаете, это мы с вами можем знать, если в Тамбове в Вологде, в Хабаровске, в Свердловске, в Екатеринбурге, в Тюмени, еще где-то нет денег или федеральный Минфин говорит, что денег нет, то эти регионы, жители этих регионов, власти этих регионов, они должны знать, что эти деньги ушли по двум направлениям. Первое – это российская военная мощь. Мы продолжаем клепать танки, которые совершенно никому не нужны и всякие прочие железяки и болванки. И второе – это, конечно, в региональной политике Крым и Чечня.

Е.Канакова― Кстати, про военную мощь: Россия вышла на 3-е место по военным тратам. Мы что, стремимся к 1-му мести или как это называется?

С.Алексашенко― Екатерина, этого не может быть никогда, потому что 1-е место занимают США, экономика которых в 15 раз, наверное, больше российской и понятно, что даже одинаковая доля ВВП: Россия тратит больше 5%, а Америка, по-моему, 3,5% тратит, — но в количественном выражении мы их догнать никогда не сможем. Я думаю, что не сможем мы догнать и Китай. Экономика Китая по масштабам существенно больше, она, наверное, больше российской уже сегодня раз в 8 или в 9. Соответственно, соревноваться с этими гигантами…

Для того, чтобы иметь 1-е место по военным расходам, для начала неплохо бы иметь хотя бы 2-е место экономике явно по размерам. А экономика, которая не растет, естественно, она не может генерировать ни доходов… Мне кажется, что попытка соревноваться по военной мощи, попытка все последние копейки, все силы выжимать из экономики, сокращать все расходы и финансировать только военные программы, — это большая ошибка.

То есть в короткой перспективе, понятно, что вроде хорошие данные по динамике военно-промышленного комплекса по производству оборонной продукции, они поддерживают промышленность на плаву. То есть промышленность демонстрирует, что она как минимум не снижается. Но мы хорошо понимаем, что все эти танки, ракеты, подводные лодки, самолеты, гаубицы и прочее, они встают мертвым грузом. Вот нам Росстат их теперь будет засчитывать в инвестиции, у нас будет совершенно колоссальный инвестиционный всплеск, мы будем радоваться, как замечательно у нас обстоят дела с инвестициями. А на самом деле, просто будет складироваться огромное количество железа на разных складах…

Я.Широков― Почему складироваться? А Сирия?

С.Алексашенко― Яков, стоп-стоп! А вы хотите, чтобы межконтинентальные баллистические ракеты полетели?

Я.Широков― Я не хочу. Я говорю, что они в Сирию будут отправлять, что потребуется…

С.Алексашенко― Ну слушайте, в Сирию отправляются какие-то, я думаю, старые… то, что произведено много лет назад. Колоссальные затраты – это межконтинентальные баллистические ракеты. Колоссальные затраты – это атомные подводные лодки. Колоссальные затраты – это космические средства военной разведки, поддержки. Это все стоит дорого. Танки в безумном количестве производятся на «Уралвагонзаводе».

Я.Широков― Кстати, «Уралвагонзавод» банкротится вроде, насколько я понимаю?

С.Алексашенко― Яков, никто не понимает, что с ним происходит. Я так понимаю, что его отдали «Ростеху» и «Ростех» будет его, что называется, «кормить». Потому что «Ростех» — организация, госкорпорация, которая имеет в целом достаточно большой доход и будет каким-то образом поддерживать «Уралвагонзавод» на плаву. Я думаю, что у него нет шансов быть самостоятельным, устойчивым предприятием. Предприятие, которое производит, как говорил директор, 60% танков в мире, — это абсурд. Представляете, один завод в России производит 60% мирового производства танков? То есть это означает, что никому в мире не приходит в голову производить танки в таком количестве кроме нас. Естественно, за эту продукцию может платить только бюджет. У бюджета денег нет.

Я.Широков― А если статистику брать – вот вы сказали про Росстат и прочее – если сейчас начнут в Москве строиться дома на месте снесенных хрущевок, это как-то отразиться положительно на экономике, на статистике? Это же как-то простимулирует хотя бы строительную отрасль?

С.Алексашенко― Да, конечно, простимулирует.

Я.Широков― То есть это хорошо, значит?

С.Алексашенко― Яков, смотрите, я считаю, что сама по себе программа строительства жилья, любого жилья для населения, она хороша. Во-первых, людям улучшаются жилищные условия. Я исхожу из того, что новое жилье лучше, чем старое безотносительно: снос пятиэтажек, не снос пятиэтажек – люди покупают. Вот просто вообще: строительство жилья – это вещь хорошая. Это создает какие-то товары… не знаю, квартира – товар? – ну хорошо, возможности для людей. Соответственно, задействуется, как правило, местная промышленность, потому что строительные материалы – это все-таки цемент, это простые металлы, это то, что производится в каждом регионе. Задействуется достаточно большое количество рабочей силы, генерятся налоговые поступления. То есть строительство для экономики хорошо.

И самое главное, население чувствует себя лучше, население чувствует заботу о себе. Поэтому любое жилищное строительство – это мотор развития экономики. Собственно, американская экономика между 50-м и 2000-м годом вплоть до кризиса 2008 в значительной своей части двигалась за счет жилищного строительства для населения. Там более оно индивидуальное, чем такими крупными проектами.

Поэтому, естественно, такая гигантская программа в Москве… Смотрите, очень грубо: ее оценивают в 4,5 триллиона, 20 лет. Ну пусть эту будет 200 миллиардов – я упрощенно считаю – в год расходов. Вот ВВП российский составляет в прошлом году 86-87 триллионов рублей. Это 0,25% ВВП. Да, конечно, номинально ВВП будет расти, там расходы неравномерно… Хорошо, пусть это будет 0,1% ВВП. Это масштаб… когда экономика не растет и 0,1% — это тоже хорошо. А с учетом того, что это будет сконцентрировано в Москве, то, конечно, для московской экономики, для московской жизни это будет замечательно.

Только нужно понимать, что рабочая сила на стройках Москвы – это все-таки не москвичи и это не жители центральных районов Российской Федерации. К нам будет приезжать иностранная рабочая сила. Но с точки зрения экономики, статистики, конечно, это будет значимая информационная программа.

Е.Канакова― Хорошо, Сергей Владимирович, перейдем к другой теме. США намерены сократить финансовую помощь Украине почти на 69%. Насколько Украина вообще рассчитывала на эти деньги и рассчитывала ли вообще? И чем это теперь Украине грозит?

С.Алексашенко― Украина рассчитывала на эти деньги. Украине нужна западная помощь, потому что пока Украина не может выйти на западные рынки капитала и не может привлекать деньги для финансирования дефицита бюджета. Она с трудом, медленно хотя и выполняет программу, согласованную с МФВ, но не очень последовательно. Реформы идут медленно, с задержками. И есть общая усталость и в Америке и в Вашингтоне, и в Европе оттого, что украинские политики теряют возможности, теряют шансы, теряют время, упускают то, что можно было сделать для страны.

Я.Широков― А кто виноват?

С.Алексашенко― Ну как? Политики.

Я.Широков― То есть это фактически руководство Украины само виновато, что такое происходит?

С.Алексашенко― Да, конечно. То есть то, что происходит в политической жизни – за это несет ответственность политическое руководство Украины, безусловно. Тем более, что сегодня в Украине сложилось уникальное… вообще говоря, Украина – это парламентско-президентская республика и в ней роль парламента очень высока. И Верховная рада назначает премьер-министра, и премьер-министр вынужден опираться на коалиционное соглашение, которое подписывается большинством депутатов. И это независимо от президента, президент здесь вообще, что называется не играет своей роли.

Но вот конкретно сегодня в Украине сложилась такая политическая конструкция, такая структура, что у президента Порошенко…

Я.Широков― Вы пропали.

Е.Канакова― Мы попробуем перезвонить…

Я.Широков― Вы остановились на Порошенко…

С.Алексашенко― Мы остановились на том, что раньше я пропадал при словах про Путина, теперь – при словах про Порошенко.

Я.Широков― А это значит, украинские хакеры вредят.

С.Алексашенко― Да, значит, все-таки украинские хакеры тоже хорошо работают. Так вот, у Порошенко сегодня реально существует большая коалиция, может быть, чуть меньше половины – 45-48% голосов в Верховной раде. И фактически он имеет возможность иметь лояльное к себе правительство, он решает вопрос о том, кто будет премьер-министром. У него огромные полномочия, у него огромные возможности. И то, что они ими – уже прошло практически 3 года с момента президентских выборов – он воспользовался в очень незначительном объеме, конечно, это его вина, его историческая вина. Он упустил тот шанс, который имела Украина. И, собственно, реакция новой американской администрации: «Да, но в общем, вы не очень хотите делать то, что мы вам предлагаем. Ну а почему мы вам должны давать деньги за то, что вы делаете то, что хотите, а не то, что нужно?»

Е.Канакова― Сергей Владимирович, хорошо, но что теперь будет предпринимать Украина без финансовой помощи США, если они рассчитывали на эти деньги? Что им остается теперь делать?

С.Алексашенко― Хорошо…

Я.Широков― Сергей Владимирович, на словах «хорошо» вы пропали.

С.Алексашенко― Во-первых, это бюджет 2018 года, это не этот бюджет, а еще через бюджет. Во-вторых, финансовая помощь США не единственный источник поддержки для Украины. Для Украины все-таки главным является Международный валютный фонд. И третье: насколько я знаю, сегодня украинские власти, министерство финансов, Нацбанк Украины достаточно активно общаются с инвесторами на предмет изучения возможности выхода на внешние рынки.

Успех Украины зависит от украинских политиков: будут реформы – будет успех и будет финансовая поддержка. И если будут очевидны успехи, если будет очевидный прогресс реформ, я думаю, что и американская администрация сможет поменять свою точку зрения. Потому что такое проукраинское лобби в хорошем смысле, которое поддерживает реформы на Украине, в Америке очень большое, и здесь есть возможность для дальнейшей работы.

И это не означает, что это конец жизни, это точно совершенно не означает разрыва отношений с МВФ, потому что они будут продолжаться сами по себе. Для Украины все-таки МВФ гораздо важнее, чем финансовая помощь США.

Я.Широков― Хорошо, а что нужно, чтобы МВФ сказал: «Всё, баста! Мы вам денег не дадим»?

С.Алексашенко― Фу-у… Украина должна для начала нарастить бюджетный дефицит, сказать: «Знаете, нам надоело жить в рамках ограниченного бюджетного дефицита…» — программу Глазьева реализовать – программу Глазьева, Столыпинского клуба: «Давайте профинансируем необходимые стройки. Наша экономика растет медленно. Давайте мы ее подтолкнем тем, что напечатаем побольше денег». Это самый легкий путь. Дальше Украина может сказать: «Знаете, нам надоело бороться с коррупцией. Слишком независимо стало антикоррупционное бюро: руководителя фискальной службы арестовало и такого, серого кардинала Народного фронта арестовала. А давайте-ка сейчас НАБУ (Национальное антикоррупционное бюро Украины) – там поменяем руководство и назначим более лояльного человека. Мы пообещали провести пенсионную реформу – мы ее не будем… Пообещали свободу купли-продажи сельскохозяйственной земли – мы сейчас тоже откажемся это делать».

То есть прекратить программу с МВФ достаточно просто. Есть меморандум, подписанный украинскими властями, где написано, что они собираются делать. Ну просто надо ничего этого не делать.

Я.Широков― Но они сейчас это всё делают?

С.Алексашенко― Они делают. Они делают медленно. Просто они делают с большими задержками, но они делают, они движутся по этому пути. Про Украину очень легко говорить в том, плане, что они делают все правильно, но делают поздно и делают медленно. И получается, что количество может не перейти в качество – трагедия-то состоит в этом, что все решения принимают, но они принимаются с большой задержкой и в расчете, что «не важно когда, но мы это приняли». А количество в качество не переходит, поэтому экономика реагирует пока не так, как хотелось бы.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, Украина с сегодняшнего дня прекращает поставки электроэнергии а территорию ЛНР, но правительство России зато решило обеспечить ЛНР электричеством. Это значит, что скоро в России повысят тарифы на электроэнергию?

С.Алексашенко― Это означает, что российское население, российская экономика в той или иной форме заплатит за электроэнергию, которая поставляется в оккупированные территории. Да. Я не думаю, что там будет очень большое повышение тарифов…

Е.Канакова― Но все равно…

С.Алексашенко― Да, Екатерина, вы абсолютно правы: нам, российскому населению, российским предприятиям, российским компаниям нужно будет за это заплатить. Так же, как мы платим за всю гуманитарную помощь, которая туда идет. Так же, как мы платим за поддержку этих военизированных… не знаю, как это назвать – подразделений, структур, которые существуют на этой территории. Да, конечно.

Я.Широков― А не являются ли действия Киева фактически отторжением территории, то есть они сами отказываются: «Идите, куда хотите»?

С.Алексашенко― Яков, действия Киева являются признанием того, что Киев не может регулировать и управлять тем, что происходит на оккупированных территориях. И, собственно говоря, никаких отношений Киев не признает – властей ДНР и ЛНР – как законных; он не видит там субъектов, с кем можно общаться.

Я.Широков― Но там же люди живут еще.

С.Алексашенко― И что из этого? Там даже живут люди. Многие люди уехали оттуда. Вот скажите, пожалуйста, когда в 1941-44-м годах часть Советского Союза была оккупирована, Москва как-нибудь помогала людям, живущим на оккупированных территориях? Нет.

Я.Широков― Но Москва за них воевала.

С.Алексашенко― Подождите. Ну Москва же туда ничего не поставляла, правда? Денег не поставляла. Присылали партизан, которые там сжигали что-нибудь. Война есть война. Гражданская война есть гражданская война. С точки зрения Киева, с точки зрения остальной части Украины ДНР, ЛНР – это оккупированные Россией территории. Я не вижу оснований, какими аргументами можно сказать, почему Киев, почему украинское население должно платить за электроэнергию, поставляемую ЛНР, ДНР, тем более, что власти ЛНР, ДНР при полной поддержке Москвы национализируют предприятия, которые там находятся.

Я.Широков― Но они же поясняют, что «мы не национализировали, мы только ввели временно внешнее управление».

С.Алексашенко― Яков, если на клетке со львом написано, что это осел, то не верь глазам своим. Нужно же верить все-таки не словам, а делам политиков. И мы очень хорошо понимаем, что там происходит. Собственно говоря, российские власти в лице руководителя Росрезрева уже все заявили. Мы будем поставлять руду, мы будем закупать у Усманова и Мордашева руду и поставлять в ЛНР, ДНР; потом в ЛНР, ДНР закупать металл, через свои склады продавать его дальше. То есть это уже встраивание, металлургических в данном случае предприятий ЛНР, ДНР, в российскую хозяйственную систему под полным, что называется, контролем Кремля.

Я не знаю. Если для вас это не национализация, то что это тогда такое?

Я.Широков― А вот, что это такое, поговорим через несколько минут. Напомню, что это программа «Персонально ваш» и напомню, что сегодня персонально ваш экономист Сергей Алексашенко. Вернемся после новостей и небольшой рекламы

Я.Широков – 15―35 в Москве. И это «Персонально ваш». И сегодня вторник, сегодня персонально ваш и наш экономист Сергей Алексашенко.

Е.Канакова― А я вам задам вопрос от слушательницы Оли из Москвы, она пишет: «Сергей, вы писали, что скоро нависнет угроза на вкладчиками крупных госбанков. Что вы нам посоветуете для спасения денег? Куда их перекладывать?»

С.Алексашенко― Екатерина, не понял: «скоро не нависнет угроза?»

Е.Канакова― Скоро нависнет угроза над обычными вкладчиками крупных госбанков.

С.Алексашенко― Я не помню, чтобы я такого говорил. Если Оля это помнит… Я, честно говоря, считаю, что это последняя угроза, которой должны бояться граждане России, что российское государство сделает что-то со вкладами в госбанках. Просто посмотрите, какие огромные деньги были потрачены на спасение банка ВТБ, на спасения «Банка Москвы». Государство реально сотни миллиардов рублей туда направляло, чтобы только банк не рухнул и исполнял свои обязательства перед вкладчиками, перед агентами, перед клиентами и прочее.

То же самое «Россельхозбанк» получает уже лет, наверное, 5 или 6 каждый год подачки из федерального бюджета десятками миллиардов рублей. Банки «Глобэкс» и «Связь-банк», которые после кризиса 8-го года, 8 лет назад государственная корпорация забрала себе, и они так и живут с убытками, и эти убытки финансируются за счет ВЭБа, то есть за счет федерального бюджета, потому что федеральный бюджет финансирует все убытки ВЭБа. Я думаю, либо я плохо выразился, либо Оля меня не очень хорошо поняла, в общем, я считаю, что как раз вкладчикам крупных госбанков ничего не угрожает в России.

Е.Канакова― То есть, наоборот, это спасение.

С.Алексашенко― Это, скажем так, минимальный риск из всех возможных рисков банковской системы. Я плохо себе представляю, что должно случиться, чтобы государство пошло на банкротство государственных банков, тем более, что государству проще дать денег из бюджета: бюджет бесконтрольный…

Я.Широков― Чем выяснять, почему он не может…

С.Алексашенко― Ну, конечно. Вот в Татарстане правительство не смогло разобраться со своим «Татфондбанком» — посмотрите, там буча началась. А представляете себе, в Москве какой-нибудь госбанк – «Сбербанк», ВТБ «Россельхозбанк» — вдруг остановится на пару дней? Вы представляете себе, что здесь начнется? Конечно, нет. Власти это в страшном сне не присниться. Лучше лишние 100 миллиардов рублей отдать заранее, чем потом сталкиваться с толпами людей, которые выходят в Москве.

Нет, конечно. Я считаю, что Never say never — никогда не говори никогда, но все-таки я такого сценария для себя не вижу.

Я.Широков― А вот объясните, кстати, спасение банка «Пересвет», процедура bail-in. Я не понял, что это такое: кредиторы сами берут деньги и вкладывают обратно в банк?

С.Алексашенко― Яков, это знаете, bail-in – это «кому я должен, тому прощаю». Кредиторы банка «Пересвет», корпоративные, в первую очередь крупные кредиторы, которым банк «Пересвет» должен был деньги, размещали депозиты, может быть, давали кредиты ему, они свои деньги переоформляют в длинные обязательства. Там разные формы. Какая-то часть может переоформляться в акции банка «Пересвет». То есть не знаю… банк АБВГДейка или там компания УФХЦЩ дали кредит банку «Пересвет» или купили его облигации. Теперь часть этих облигаций, часть этих кредитов переоформляется в акции. То есть это, вообще, непонятно когда и непонятно, по какой стоимости можно будет вернуть в деньги.

Второе – это есть кредит, который, условно, должен был быть возвращен летом 16-го года или в январе 17-го года и он продлевается на 25 лет без права досрочного изъятия, и по нему будет платиться 0,1% годовых, например, или 2% годовых. То есть крупные кредиторы банка «Пересвет», они соглашаются с тем, что их деньги замораживаются в банке «Пересвет» на длительный, длительный срок.

Я.Широков― То есть такая перспектив тоже не особенно…

С.Алексашенко― Перспектива не очень хорошая. Еще до сих пор, насколько я понимаю, неизвестно, будет ли Центральный банк давать свои деньги. То есть в этом ключевой вопрос. Они все хотят, чтобы Центральный банк дал денег и чего-то такое спас…

Я считаю в этом вопросе, что если не требуется государственные деньги, если от Центрального банка не домогаются и не хотят, чтобы он свои десятки или сотни миллиардов рублей дал в банк «Пересвет» — да ради бога. Кредиторы банка, люди, которым банк должен, если они считают, что его нужно спасти, — они своими деньгами могут распоряжаться по своему усмотрению. Это их ответственность, это их решение. Зачем им этот банк нужен, я не знаю. Почему они верят, что через 25 лет им эти деньги вернутся, я тоже не знаю.

В Российской Федерации не было ни одного случая, когда бы рухнувший банк, который попал под любую программу санации, оздоровления, чтобы он устоял. Много было примеров. Тот же Банк Москвы, который мы сегодня упоминали – там 300 миллиардов рублей – и все равно исчез банк со всеми своими долгами, проблемами, не смог самостоятельно жить.

20 лет назад, в кризис 98-го года был банк СБС-Агро, кто-то, может быть, помнит. На его спасение тоже выделялись огромные деньги и всё пытались… Ну не жилец. В России, вообще, в мире банк, который фактически стал банкротом, он выжить не может, потому что банк – это репутация. Зачем это делают кредиторы банка «Пересвет», я не знаю, но это их личное решение. Я считаю, что они своими деньгами вправе распоряжаться…

Я.Широков― Вы опять пропадаете, вас не слышно. Тут напоминают – я быстро эсэмэску прочту, — что вы говорили, что государство доберется до депозитов.

С.Алексашенко― Очередная версия: государство доберется до депозитов. На самом деле, государство потихонечку начинает подбираться к депозитам. И здесь на днях развернулась дискуссия. Минфин заявил в Красноярске на форуме, по-моему, что неплохо бы проценты по депозитам облагать налогом.

Я.Широков― А сейчас разве этого не делают?

С.Алексашенко― Нет, сейчас проценты по банковским депозитам налогом не облагаются, если ставка не превышает ставку Центрального банка плюс еще что-то такое…

Я.Широков― А вклады и депозиты – это можно сказать, одинаково…

С.Алексашенко― Это одно и то же. Вклады и депозиты – это одно и то же.

Я.Широков― Просто я помню, года два назад Владимир Путин отменил на вклады… Но там какая-то сумма предельная была.

С.Алексашенко― Это было отменено лет 15 тому назад – обложение процентов по депозитам. Там менялся уровень процентной ставки, но, в принципе, не облагается.

Я по-прежнему считаю, что государство играет с вкладчиками в государственных банка в не совсем честную игру в том плане, что оно управляет… То есть эти банки государственные – и ВЭБ, и ВТБ, и «Россельхоз», в меньшей мере «Сбербанк» — они управляются как подразделения государства, и там государство решает, что и как, куда вкладывать деньги банков. Я исходил из того, наверное, что если государство могло конфисковать пенсионные накопления, значит, в принципе, в какой-то момент оно может сделать это с вкладами населения, ну с какими-то крупными вкладчиками, по крайней мере.

Е.Канакова― Сергей Владимирович, наших слушателей заинтересовала тема сноса хрущевок, всколыхнуло в течение сегодняшней беседы, поэтому вопрос от слушателя: «Допустим, строймагнаты построят хорошие дома на том же месте и москвичи будут довольно, но за чей счет?»

С.Алексашенко― Екатерина, последнюю неделю у вас очень активно идет обсуждение этой темы со всеми. И все практически серьезные эксперты-аналитики говорят: дьявол в деталях. Вот правда, дьявол в деталях. Мы не знаем…

Вот давайте базово: жилищное строительство хорошо для экономики, жилищное строительство хорошо для граждан. Согласились? Согласились.

Дальше. Я согласен – Песков, по-моему заявил сегодня, — что капитальный ремонт пятиэтажек – это выбрасывание денег в топку или на ветер – примерно одно и то же. Да. То есть она давно уже пережили свой срок их давно надо сносить.

И, к сожалению, проблема – что делать с жильем, где люди стали собственниками квартир, домов – даже не важно, там хрущевки – вот совершенно новое строительство, вот представьте этот дом через 100 лет. Всё, он отжил свое, он разрушается. И кто будет строить жилье граждан, что случается с их имуществом? То есть, в принципе оно исчезает. Да, оно самортизировало за какой-то срок. И государство в этом отношении… насколько я понимаю, значительная часть этих расходов ляжет на плечи московского правительства в той или иной форме; какая-то часть, как это в Москве делается, будет профинансировано строительными кампаниями, которые получат возможность продавать жилье, построенное сверх программы и получать за это деньги. Ну какое-нибудь такое частно-государственное партнерство не очень внятно и не очень прозрачно сформулированное.

Я пока не слышал, что москвичам предложат доплатить, если жилье будет лучше, если жилье будет дороже. Я не исключаю и такой вероятности. Поэтому вопрос понятный. Правительство Москвы, именно Москвы мы говорим сейчас, а не Российской Федерации – вообще, городская программа – программа одного региона. И вряд ли другой регион такую программу может потянуть в ближайшее время – хочет решить много проблем.

Поставьте себя на место московских властей. Вы знаете, что срок службы хрущевок 50 лет максимально. Они уже простояли 65-70 лет. Они, в принципе, в любой момент могут рухнуть от старости, от ветхости. Тем более, когда вы поездите по районам и посмотрите, как эти хрущевки сносят и посмотрите, из чего они построены, вы вообще должны удивляться, почему они еще до сих пор стоят и давно не рухнули.

То есть из всех соображений московское правительство делает правильные вещи: оно решает людям проблему того, что их собственность, их жилье, которое может исчезнуть в любой момент времени и пытается дать людям жилье лучшего качества.

А дальше – дьявол в деталях, которых очень много: Кто будет платить? Где будет находиться это жилье? Какого оно будет качество? Кто будет соседями? Что будет с окружающей средой? Какие будут транспортные возможности? – огромное количество вопросов, на которые сегодня ответов нет. И я точно их не могу дать. Мне кажется, что даже один перечень вопрос сегодня московская мэрия не в состоянии составить. К сожалению, они заняли ошибочно такую позицию: «Отстаньте все от нас. Если что-то надо, мы примем специальный закон и по этому закону сделаем так, как нам удобно, а не так, как хочется гражданам». Мне кажется, что сама по себе программа, она правильная.

Я.Широков― Кстати, слушатель спрашивает: «А, может быть, с московскими пятиэтажками расправиться по сценарию сочинского беспредела?»

С.Алексашенко― Не получится. Я думаю, что слишком разный масштаб проблемы. В Сочи все-таки речь шла о десятке, может быть, полутора десятках тысяч людей, а в Москве речь идет о полутора миллионов жителей. И все-таки Сочи находится чуть дальше от Кремля, чем Москва, чем московские хрущевки. И, мне кажется, что все-таки нет такой срочности. В Сочи все-таки все было срочно. Там нужно было построить олимпийские объекты и во что бы то ни стало снести. То есть там вся программа была построена не на том, чтобы построить жилье на том же месте – нужно было освободить пространство для олимпийских объектов.

В Москве, если мы верим московским властям, что они будут сносить хрущевки и на этом же месте строить новые «собянинки» или как они там… «путинки» будут называться. Я исхожу все-таки, что сочинского беспредела в таких масштабах не будет. Хотя то, что откровенно отказывается власть обсуждать федеральная в Думе и президент, и мэр – обсуждать вопросы собственности и вообще, как это будет устроено на самом раннем этапе…

Мы же много раз говорили, что можно говорить сколько угодно о нечестной, несправедливой приватизации 90-х, о том, что неплохо бы было пересмотреть ее итоги, но вот каждый раз мы говорим, что не забывайте, что в 90-е годы десятки миллионов российских граждан стали собственниками жилья. И вот то, что сейчас московская власть при поддержке федеральной власти будет делать с миллионами собственниках, — это очень большая, колоссальная проблема. И мне кажется, что просто психологически элементарно московские власти этого не понимают. На мой взгляд, так наплевательски относиться к вопросам собственности, как делает сейчас московская власть, это политическое преступление.

Я.Широков― Сергей, у меня простой вопрос: Вы, как москвич, московским властям верите? Ваша семья верит после бесплатных парковок, после запрета парковок на улицах, после расширения зоны платных парковок, после… после…, продолжая все вот это?

С.Алексашенко― Яков, ну смотрите. Про платные парковки московское правительство достаточно четко и понятно объяснило, что оно будет делать, оно сделало ровно то, что обещало. И я как человек, который ездит по Москве на своей машине, говорю вам: знаете, с парковками стало лучше; по крайней мере, да, я за это плачу деньги, но я практически всегда нахожу место, чтобы запарковать свою машину.

У меня есть претензия к московским властям, я считаю, что по парковочной программе должны строиться многоэтажные паркинги по типу вашингтонских, нью-йоркских, бостонских, парижских, чтобы люди могли не только вот на улице ставить, но просто чтобы были специальные выделенные помещения подземные, где можно было бы парковать машины. То же самое – и для жителе домов, которые живут в зоне платной парковки. Поэтому по парковочной программе я не вижу, в чем меня московские власти обманули как москвича.

С программой сноса коммерческой недвижимости, которая полтора года назад у нас была, очевидно, что московские власти поступили нагло, цинично, наплевав на все. И если они будут действовать так же, как о сносом коммерческой недвижимости, в такой же манере, конечно, им верить не буду. Поэтому, знаете, доверяй, но проверяй. Я не могу сказать, что я совсем не верю московской власти.

Е.Канакова― Но проверять-то как?

С.Алексашенко― Проверять – следить за тем, что они делают, задавать им вопросы, требовать ответы и на выборах… да.

Я.Широков― В том то и дело, как пишут многие оппозиционные депутаты, оппозиционеры, московские власти сейчас всячески пытаются замолчать тему грядущих муниципальных выборов, чтобы пришли бюджетники и проголосовали, как надо.

С.Алексашенко― Значит, вот те люди, у которых есть вопросы… Вот вчера у вас выступал Ремчуков и говорил, что 80% москвичей по данным каких-то вопросов они, вообще говоря, поддерживают эту программу, что называется, даже не зная, что там написано. Соответственно, люди, у которых есть вопросы по программе сноса хрущевок и реконструкции кварталов хрущевок, они должны эти вопросы задавать, и эти люди должны приходить на выборы. Если у них вопросы к московской власти, то лучшего места и времени, чем выборы, нету.

Е.Канакова― Вопросы-то у них есть, но они ответов не дожидаются.

С.Алексашенко― Если у них есть вопросы по сносу пятиэтажек, на которые московская власть не дает ответа, значит, нужно задать такой вопрос на выборах или создать такой состав муниципальных депутатов и подготовиться к выборам московского мэра, которые, видимо, в следующем году состояться, чтобы на этот вопрос власть уже точно дала ответ.

Если верить тем цифрам, которые вчера давал Ремчуков, что там только 8% москвичей недовольны программой, что их не устраивает что-то в программе сноса пятиэтажек — ну тогда, все пройдет хорошо. Мне кажется, что количество людей, которые еще не понимают, что с ними будет делать, оно гораздо больше.

Поэтому, мне кажется, что у тех людей, которые хотят политическую карьеру в Москве построить, которые хотят создать активное политическое движение, — власть им так подкинула замечательный инструмент агитационной кампании. Достаточно просто перечислять те вопросы, которые возникают и цитировать те невнятные, смутные, глупые ответы, которые дает московская власть на эти абсолютно понятные вопросы. Это самая хорошая агитационная программа будет на муниципальных выборах в Москве.

Я.Широков― Я напоминаю, что это была программа «Персонально ваш». И экономист Сергей Алексашенко дал ценный совет тем, кто не хочет переселяться или хочет, наоборот, так, как описывают, по крайней мере, сейчас. Мы, я надеюсь, вернемся уже через неделю в обратно «Персонально ваш», услышимся в следующий вторник. До свидания!