"Сделка года" с большим количеством вопросов

Этот текст является открытием для публичного прочтения того, что было опубликовано на сайте Republic.ru два дня назад. С тех пор, мы узнали  новые детали сделки, поэтому кое-что могло и устареть. Но не суть этого текста. И не его выводы. В любом случае к этой сделке предстоит возвращаться еще не раз.

«Сделка года» по продаже 19,5%-ного пакета «Роснефти», очевидно, близится к завершению. Вряд ли в противном случае Игорь Сечин стал бы отчитываться о ней Владимиру Путину. Хотя глава «Роснефти» и явно побежал впереди паровоза: в отсутствие другой официальной информации пока можно ориентироваться только на единственное сообщение на сайте трейдера Glencore, из которого следует, что сделка еще не закрыта, а сама ее структура описана весьма схематично.

Но повод поспешить у Сечина был – сделка очень важна для России и имиджево, и финансово. Если она состоится, то станет крупнейшей в истории российской приватизации. Наконец, ей предшествовало слишком много резонансных событий – от драматичной продажи«Башнефти» до ареста министра экономики Алексея Улюкаева.

В спешно готовящейся сделке по приватизации «Роснефти» остается пока слишком много белых пятен (о них далее), чтобы говорить о выигравших или проигравших. Но вот о чем можно судить уже сейчас.

Прорыв санкций

С приватизацией «Роснефти» Владимиру Путину критически важно было продемонстрировать «прорыв санкций», показать злокозненному Западу, что свято место пусто не бывает и что если Америка и Европа запрещают своим компаниям вести бизнес с Россией, то в современном мире найдутся «настоящие буйные», которые плевать хотели на эти запреты и ограничения.

Хотя формально продаваемые акции «Роснефти» не являются новыми и поэтому не попадают под действие санкций, но вспомните, как безуспешно весной этого года Минфин пытался разместить свои евробонды, хотя их покупка санкциями тоже не была запрещена.

Возможно, спешка с объявлением о завершении сделки связана именно с желанием российских властей как можно быстрее и громче заявить о прорыве санкционной блокады. Момент выбран удачно: в Америке идет переходный период от одной администрации к другой, а Европа, продолжая находиться в прострации после брекзита и итогов итальянского референдума, с ужасом ждет президентских выборов во Франции.

Усиление Сечина

Триумфальная приватизация «Роснефти» означает продолжение усиления Игоря Сечина, «поставившего на измену» весь экономический блок правительства за несогласие с его идеей приватизации «Башнефти».

Вся сделка с Glencore и катарским фондом проходит, кажется, вне зоны видимости министров и вице-премьеров. Возможно, даже премьер узнал о ней незадолго до того, как разговор Сечина и Путина в Кремле пересказали информационные агентства. По крайней мере, никого другого, кроме главы «Роснефти», докладывать об успешной приватизации компании в Кремль, кажется, не позвали. С Сечиным Путин обсуждает теперь даже проблему устойчивости валютного рынка (в связи с такой крупной сделкой), хотя этот вопрос явно не попадает под компетенцию нефтяного гиганта. Успешная продажа акций, безусловно, поднимет и без того высокую оценку Сечина в главном кремлевском кабинете, и, значит, нам нужно ожидать каких-то внешних проявлений этого.

Белые пятна

Официальной информации о сделке пока ничтожно мало, а белых пятен в ней – наоборот. Начнем с того, что (судя по сообщению Glencore) между сторонами есть расхождение в сумме сделки – на €300 млн: Сечин докладывал Путину, что цена 19,5% для покупателей составит €10,5 млрд; в сообщении Glencore речь идет о €10,2 млрд.

Возможно, разница €300 млн – это сумма собственного капитала, который Glencore, по собственному пресс-релизу, согласился внести сделку. Без этих €300 млн от продажи 19,5% акций «Роснефти» бюджет выручил бы только 692 млрд рублей. Но директива правительства предусматривает, что актив должен быть продан не дешевле 710,8 млрд рублей. С учетом доплаты €300 млн от Glencore итоговая сумма как раз превысит этот минимум, обращает внимание РБК.

Но в любом случае остается вопрос, кто и на каких условиях предоставит оставшееся финансирование. В сообщении Glencore сказано лишь, что оставшаяся за пределами €300 млн сумма сделки будет покрыта за счет денег Qatar Investment Authority и банковского финансирования (других деталей не приводится). Если верить Сечину, доля Glencore в консорциуме – покупателе бумаг «Роснефти» составит 50%. Из этого можно сделать вывод, что катарский фонд предположительно вложит в сделку ту же сумму, что и швейцарский трейдер, – €300 млн. Но тогда выходит, что оставшиеся после вычета €600 млн миллиарды евро будут предоставлены покупателям неизвестными банками, которые и возьмут на себя практически весь риск сделки (Glencore отдельно указывает, что для него самого этот риск будет ограничен €300 млн).

По данным источников целого ряда СМИ, кредитором может выступить итальянский банк Intesa Sanpaolo – консультант правительства по приватизации «Роснефти». Возможно, итальянский банк также должен сформировать консорциум кредиторов. Но даже если так, зная, как работают инвестиционные банки, ни на секунду не сомневаюсь в том, что таких запредельных рисков (€9,5 млрд) они на себя взять не могут. Возможно, это означает, что все риски банкам прогарантирует сама «Роснефть» – например, разместив в них соответствующие депозиты. Вспомните, что недавно «Роснефть» в рекордные сроки разместила на рынке облигации на 600 млрд рублей.

Подслащенная пилюля

Несмотря на разговоры о большом потенциале роста акций «Роснефти», по крайней мере одному из покупателей – Glencore – пилюлю пришлось подсластить. Для этого «Роснефть» предоставила трейдеру контракт на дополнительные объемы экспортной нефти. Размер контракта – 220 тысяч баррелей в день, срок – пять лет. Если исходить из цены нефти $50 за баррель, пятилетний объем поставок можно оценить в $20 млрд. Если Glencore умеет зарабатывать 75 центов с барреля, свои €300 млн трейдер вернет. А если учесть, что, согласно все тому же пресс-релизу, в будущем (в рамках совместных проектов с «Роснефтью») Glencore получит еще какие-то дополнительные преимущества, то становится понятно, что внакладе трейдер точно не останется (вся историяшвейцарского трейдера свидетельствует о том, что иметь дело со сложными партнерами он умеет).

С катарским фондом (который также является крупнейшим акционером Glencore) сложнее. Экспортная российская нефть катарцам не нужна, но и убытков от этой сделки шейхи вряд ли захотят. В теории «Роснефть» (или «Роснефтегаз») могла выдать суверенному фонду какие-то гарантии – например, защитный опцион на случай падения цен, который может накладывать обязательство выкупить акции назад. С учетом государственной важности сделки правительство могло пойти и на другие договоренности – например, о поставках оружия. С момента объявления о готовящейся сделке катарцы пока не сообщили о ней ровным счетом ничего, поэтому детали договоренностей с ними мы если и узнаем, то, возможно, совсем не скоро.

Подведем итоги

Акции «Роснефти», скорее всего, все же будут проданы, и министр финансов Антон Силуанов может спать спокойно – лишний раз в кубышку под названием Резервный фонд ему залезать не придется. Но с дальнейшей приватизацией все сложно: особенно привлекательными российские активы не являются, и даже за «Роснефть» покупателям приходится приплачивать.

В руках у государства («Роснефтегаза») остается 50% плюс три акции «Роснефти», а значит, по сути, никакой приватизации не произошло. Государство, единолично управлявшее этой компанией, продолжит делать это и дальше. Разве что для того, чтобы новые акционеры были довольны, придется научиться исполнять новые ритуальные танцы.